– Это не проблемы, а мелкие неприятности. Я говорю о настоящих проблемах. О твоем незаконном проникновении в «Арчуэй».
Карбоун долго молчал. Босху даже показалось, что он задержал дыхание.
– Куда ты клонишь? Отвези-ка меня лучше обратно.
– Нет, Карбоун. Я здесь для того, чтобы тебе помочь, а не навредить. Это, кстати, относится и к твоему боссу Фицджералду.
– Я все равно не понимаю, о чем ты толкуешь.
– Ладно, объясню. Я звонил тебе в воскресенье вечером и интересовался по поводу убитого Алисо. Ты мне перезвонил, сообщил, что у ОБОП нет интереса к данному делу и ты лично ничего не слышал об этом человеке. Однако, повесив трубку, бросился в «Арчуэй», проник в кабинет жертвы и снял «жучки», которые там установили ваши люди.
Босх взглянул на Карбоуна в упор. Его лицо отражало бешеную работу мысли: он отчаянно искал выход.
– Ах вот ты о чем…
– Сообразил? В следующий раз, когда придет в голову пошерстить чужую собственность, смотри вверх, проверяй, нет ли камер слежения. Правило номер один: не попадай на пленку. – Босх подождал, чтобы сказанное дошло до сознания собеседника, и продолжил: – Кстати, ты свалил со стола кружку, она разбилась. Осколки выбросил на улицу, надеясь, что никто не заметит. Но если ты привык врываться в чужие дома в рубашке с короткими рукавами, пользуйся лейкопластырем или чем-либо еще, чтобы залепить татуировку. Татуировка, если человек попадает на пленку, убийственная примета для опознания личности. А ты попал, и хорошо попал.
Карбоун провел ладонью по щеке. Босх свернул на Третью улицу и въехал в тоннель под Банкер-Хилл. И в окутавшей машину темноте Карбоун вдруг спросил:
– Кто об этом знает?
– Пока один я. Но не строй никаких планов – если со мной что-нибудь произойдет, пленку увидят очень многие. Я, пожалуй, подержу ее у себя.
– Чего тебе надо?
– Хочу знать, что происходит, и получить все пленки, которые вы записали с его телефона.
– Я не в силах этого сделать. У меня их нет, и это даже не мое дело. Я просто выполнил то…
– То, что приказал Фицджералд. Понимаю. Но мне безразлично. Ты возьмешь пленки, чьи бы они ни были, и принесешь мне. Если хочешь, пойдем вместе или я подожду в машине. Я поворачиваю, едем за пленками.
– Я не могу.
Босх понял Карбоуна так: «Не могу взять пленки, ведь придется явиться к начальнику и доложить, что прокололся, когда ходил на незаконное проникновение».
– Придется, Карбоун. Мне на тебя наплевать. Ты лгал и осложнял расследование. Дашь мне записи и объяснения, или я предприму следующее: сделаю три копии пленки с камеры слежения. Одну направлю твоему боссу, вторую – Джиму Ньютону в «Таймс» и третью – Стэну Чамберсу на пятый канал. Стэн умный парень, сообразит, как с ней поступить. Ты слышал, это он первый раздобыл пленку Родни Кинга?
– Господи, Босх, ты меня убиваешь!
– Выбор за тобой.
Вскрытие проводил помощник коронера Салазар. Когда Босх явился в окружной медицинский центр Университета Южной Калифорнии, процедура уже началась. Они обменялись приветствиями, Босх взял бумажный защитный костюм и пластиковую маску, прислонился к столу из нержавеющей стали и стал наблюдать. От вскрытия он многого не ждал – пришел из-за пуль и очень надеялся, что хотя бы одна окажется пригодной для проведения баллистической экспертизы. Общеизвестно, почему преступники предпочитают пользоваться двадцать вторым калибром: мягкая пуля, пробивая череп и проникая в мозг, настолько расплющивается, что зачастую оказывается ни на что не пригодной.
Салазар заплел свои длинные черные волосы в косичку и заправил в бумажный чехольчик. Он работал в инвалидном кресле и, чтобы было удобнее, проводил вскрытие на низком столе. Поэтому Босх с высоты своего роста отлично видел манипуляции с телом.
Раньше во время вскрытий они с Салазаром любили пошутить. Но после того как патологоанатом упал с мотоцикла, девять месяцев лечился и вернулся на службу в инвалидном кресле, его характер изменился: Салазар помрачнел и редко веселился.
Босх смотрел, как Салазар лопаточкой извлек образец белой субстанции из уголков глаз убитого, поместил в бумажный пакетик и положил на лоток. Лоток он поставил на поднос, где находились пробирки с кровью, мочой и другие образцы, подлежащие исследованию и сканированию.
– Думаешь, слезы? – спросил Босх.
– Не похоже. Слишком тягучее. Что-то было у него в глазах или на коже. Выясним.
Босх кивнул. Салазар продолжил вскрытие черепной коробки и изучение мозга.
– А вот и пули!
Длинным пинцетом Салазар извлек осколки и положил на лоток. Босх нахмурился. По крайней мере одна из пуль при ударе раскололась и была непригодна для баллистической экспертизы. Салазар вытащил вторую, целую.
– А вот эта подойдет.
Босх пригляделся. Пуля, хотя и сплющилась при ударе, осталась целой с одной стороны, и Босх заметил на поверхности металла царапины, образовавшиеся, когда она проходила оружейный ствол. У него вспыхнула надежда.
– Да, с этой может получиться.
Вскрытие тянулось еще десять минут. Всего Алисо отнял у Салазара пятьдесят минут – больше, чем многие другие. Босх взглянул на планшетку на столе и сообразил, что сегодня Салазар проводил одиннадцать вскрытий.
Патологоанатом вымыл пули и поместил в пакет для улик. И, передавая Босху, сказал, что сообщит, как только будут готовы результаты анализов. Добавил, что синяк на щеке трупа, по его мнению, появился за четыре-пять часов до смерти. Это показалось Босху очень странным – никак не вписывалось в ход событий. Значит, кто-то ударил Алисо еще в Лас-Вегасе, а убил в Лос-Анджелесе.
Босх поблагодарил Салазара, назвав его, как и многие коллеги, Салли, и вышел. В коридоре Босх кое-что вспомнил и возвратился к дверям патологоанатомички. Просунув голову, он увидел, что Салазар заворачивает тело в простыню, тщательно следя, чтобы не упрятать под ткань ярлычок на пальце ноги.
– Слушай, Салли, у него ведь был геморрой?
Патологоанатом с удивлением поднял голову.
– Нет, а почему ты интересуешься?
– Нашел в машине тюбик с противогеморроидальным средством. В бардачке. Наполовину пустой.
– М-м-м… нет, геморроя у него нет.
Босх хотел переспросить, но решил, что Салли может обидеться. Поэтому он попрощался и ушел.
Любая деталь способна повлиять на расследование дела. Ни одну нельзя упустить, ошибочно истолковать или забыть. Босх шагал к выходу из владений коронера, но тюбик с противогеморроидальным средством, который он обнаружил в «роллс-ройсе», не давал ему покоя. Если Тони не страдал от болезни, кому принадлежало лекарство и зачем его держали в машине? Можно, конечно, посчитать данное обстоятельство несущественным, но это не в стиле Босха. Он полагал, что каждая мелочь имеет значение для расследования. Каждая.
