– Не знаю. Но при чем тут…
– Та камера наблюдения, что закреплена под крышей, – как долго вы держите пленки?
Мичум немного поколебался и промолвил:
– Перематываем пленки раз в неделю. Эта камера работает семь дней. Режим покадровой съемки – десять кадров в минуту.
– Пойдем посмотрим.
Домой Босх попал в четыре часа. До условленной в семь тридцать утренней встречи с Эдгаром и Райдер можно было три часа поспать, но его настолько возбудил кофе, что он не помышлял о постели.
В доме отдавало кисловатым запахом свежей краски, и Босх, впуская внутрь прохладный ночной воздух, сдвинул ставни на задней веранде. Окинул взглядом Кауэнга-пасс и Голливудское шоссе. Его всегда поражала ночная картина: в какой бы час ни посмотреть на дорогу, там всегда проносились машины. Движение в Лос-Анджелесе не прекращалось ни на минуту.
А не поставить ли ему компакт-диск? Что-нибудь с саксофоном. Но вместо этого Босх сел на диван и в темноте закурил. Он думал о вероятной подоплеке дела. Энтони Алисо был преуспевающим в финансовом отношении человеком. Как правило, богатство защищает от убийства и насилия. Обеспеченные люди редко кончают дни не своей смертью. Однако с Тони Алисо что-то случилось…
Босх вспомнил о пленках и отправился за кейсом, который оставил на столе в гостиной. В нем лежали две кассеты: одна из камеры видеонаблюдения, другая – с фильмом «Жертва желания». Он включил телевизор, сунул кассету в видеопроигрыватель и, не включая света, стал смотреть фильм.
Досмотрев до конца, Босх заключил, что лента заслуживала выпавшей ей судьбы. Свет поставлен неумело, и в нескольких сценах над головами актеров появлялся болтающийся на проводе микрофон. Это особенно коробило, когда действие происходило в пустыне, где над героями не могло быть ничего иного, кроме безоблачного неба. Страдала не только техника съемки – актеры тоже выглядели совершенно беспомощными. Исполнитель главной роли, которого Босх прежде не видел, был не в состоянии передать душевные терзания мужчины, старавшегося удержать жену. А та страдала сексуальной неудовлетворенностью и, теша нездоровую страсть, толкала мужа на преступления, в том числе на убийство. Роль жены исполняла Вероника Алисо и играла нисколько не лучше своего партнера.
При правильной постановке света она казалась поразительно красивой. В четырех сценах появлялась полуобнаженной, и Босх не мог отвести от нее глаз. Но в целом он сознавал, что роль не удалась, и понял, почему ее карьера, как и карьера мужа, не имела успеха. Сколько бы Вероника ни валила вину на Алисо, истина заключалась в том, что она была подобна тысячам красивых женщин, которые каждый год приезжают в Голливуд. Ее внешность могла заставить екнуть сердце, но сыграть она не сумела бы даже под дулом пистолета.
В ключевом эпизоде картины, когда копы арестовывают героя и она валит все грехи на мужа, в ее репликах звучало не больше убедительности, чем в листе чистой машинописной бумаги.
«Это все он. Он ненормальный. Я не могла его остановить, а потом было слишком поздно. Я никому не решалась сказать, потому что могли подумать, будто я заставляла его убивать».
Босх прочитал титры, взял пульт дистанционного управления и перемотал пленку. Он так и не двинулся с места. Затем выключил телевизор и положил ноги на диван. За открытыми ставнями над холмами за дорогой посветлело небо. Он все еще не чувствовал усталости. И размышлял над превратностями человеческой жизни. А если бы фильм оказался хотя бы посредственным и нашел прокатчика? Может, Тони Алисо не пришлось бы валяться в багажнике «роллс-ройса»?
Встреча с Биллетс состоялась в половине десятого. Наступил выходной день, сотрудники отсутствовали, но Босх тем не менее плотно закрыл дверь. Биллетс начала с того, что местная пресса, видимо, почерпнув сведения из вечерних протоколов коронера, стала проявлять повышенный интерес к убийству Энтони Алисо. Затем лейтенант сообщила, что начальство раздумывает, не передать ли дело другому отделу. Это обидело Босха, который некогда сам там работал, но после неоправданной стрельбы на дежурстве был переведен в Голливуд. Уж лучше бы его забрали борцы с организованной преступностью – и то было бы легче. Босх заявил лейтенанту, что передача расследования совершенно невозможна: его команда не сомкнула глаз, билась над загадками ночь напролет и напала на важные улики. Райдер поддержала его, а Эдгар промолчал. Он все еще дулся из-за того, что его посадили на бумажную работу.
– Ваша позиция понятна, – произнесла Биллетс. – Как только мы закончим, я позвоню капитану Левэлли домой и заверю ее, что у нас все под контролем. Поэтому давайте обсудим то, что имеем. Убедите меня, и я приложу все силы, чтобы убедить ее. А она сообщит наше мнение начальству.
Следующие тридцать минут Босх говорил за всех и подробно рассказал, что удалось выяснить. Единственный телевизор в отделе стоял в кабинете лейтенанта, потому что даже в полиции было небезопасно оставлять его незапертым в общем помещении. Босх вставил кассету, которую Мичум скопировал с той, что находилась в камере видеонаблюдения, и нашел место, где появляется непрошеный гость.
– Камера работала в режиме десять кадров в минуту, поэтому изображение сильно дергается, но наш тип попал на пленку. – Он нажал кнопку воспроизведения, и на экране появилось зернистое черно-белое изображение двора и фасада корпуса «Тайрон-Пауэрс».
Судя по освещению, сгущались сумерки. Хронометраж на нижнем срезе кадра свидетельствовал о том, что съемка велась накануне в восемь тринадцать вечера. Босх перевел режим воспроизведения на самый медленный, но события, которые он собирался продемонстрировать начальству, все равно менялись с молниеносной быстротой. В течение всего шести кадров к двери подошел мужчина и скрылся за ней.
– Реальное время, которое он провел у двери, – от тридцати до тридцати пяти секунд, – пояснила Райдер. – Глядя на пленку, можно подумать, что человек открыл замок ключом. Но для ключа это слишком долго. Неизвестный вскрыл замок отмычкой быстро и умело.
– А вот и его выход! – воскликнул Босх.
Когда отсчет времени на кассете показал семнадцать минут девятого, мужчина вышел из двери. На следующем кадре он уже был во дворе и направлялся к мусорному бачку. Потом пропал. Босх вернул пленку назад и остановил на кадре, где неизвестный отходил от бачка. Здесь изображение оказалось самым четким. Не хватало света, лицо было размыто, но, вероятно, узнаваемо, если бы удалось отыскать оригинал, с которым сравнить пленку. Мужчина белый, с темными волосами, коренастый, крепкого телосложения. В рубашке для гольфа с короткими рукавами, на запястье выше черной перчатки часы на металлическом браслете – блестящий хром отразил свет фонаря во дворе. Выше на руке темнела нечеткая татуировка.
Босх отметил все это для Биллетс и сообщил, что собирается отнести кассету в технический отдел, чтобы там компьютерным способом попытались усилить резкость и увеличить этот самый лучший из всех кадр.
– Хорошо, – согласилась лейтенант. – Как вы полагаете, чем он занимался внутри?
