– Никому не говорите, что это я пропустил вас. – Он
махнул рукой, чтобы их пропустили, и Спенсер поблагодарил его.
Водитель повернул к павильону, на который им указал
охранник, и Спенсер стал разглядывать толпы актеров в костюмах, попадающиеся на
пути. Тут были и ковбои, и индейцы, и скованные кандалами каторжники, и масса
красивых девушек в купальниках и шикарных платьях. Этот мир совсем не походил
на ресторанчик Гарри в Сан-Франциско. Он расплатился с водителем и постоял с
минуту, оглядываясь по сторонам, а потом медленно направился к павильону
звукозаписи. Это огромное строение походило на самолетный ангар. Издалека он
разглядел людей, толпившихся возле ярких прожекторов, и человека, что-то
кричавшего им. Он немного подождал, когда на площадке объявили десятиминутный
перерыв, подошел поближе. И вдруг он увидел ее. Она стояла к нему спиной, но
даже на таком расстоянии Спенсер узнал Кристел. Сердце задрожало у него в
груди, он хотел подбежать и заключить ее в объятия, но ноги очень медленно
несли его к ней. Он был уже близко, и она, словно что-то почувствовав,
обернулась. Теперь они оба застыли. Она стала еще красивее, чем три года назад,
и уже не казалась ребенком, перед ним стояла редкой красоты женщина. Ее волосы
уложили на затылке в высокую прическу, на ней были белое платье без бретелей и
белые туфли; все это было усыпано крошечными сверкающими блестками. Она
походила на сказочную фею, и, когда эта фея начала медленно подходить к нему, у
него на глазах выступили слезы, и он почти ничего не видел. Она не сказала ни
слова, просто подошла и остановилась, молча глядя на него. И в следующую
секунду сказочная принцесса оказалась в его объятиях, целовала его, и он думал,
что его сердце разорвется от счастья. Он никогда не любил ее так, как в этот
момент. Он прошел через войну только для того, чтобы вернуться к ней, чтобы
снова обнять ее. Он так мечтал об этом в Сан-Франциско... Но теперь, здесь, его
желание исполнилось, и исполнила его Кристел.
– О Боже... ты даже представить себе не можешь, как я
скучал по тебе. – Он держал ее в объятиях и вдруг понял, что прошел через все
муки одиночества и боли, через все ужасы войны только ради этого единственного
мига.
Они плакали оба. Она – из-за непоправимости содеянного ею.
Сердце разрывалось от горя. Она сказала себе, что он больше никогда не
вернется, но он вернулся. Он здесь. А она живет с Эрни Сальваторе. Но сейчас
она не думала об Эрни. Она ни о ком не думала. Потому что с ней был Спенсер, и
он обнимал и целовал ее. И она осыпала его лицо жадными поцелуями и гладила нежными
пальцами.
– Милая моя, дорогая, я люблю только тебя... – Потом он
слегка отстранился и улыбнулся, глядя на нее. – А ты такая красивая. – Он
улыбался с нежностью любящего отца. – Ты теперь кинозвезда?
Она выглядела растерянной, снова целуя его.
– Еще нет, но собираюсь ею стать после этого фильма. Он
должен иметь успех. – Она рассказала, кто вместе с ней снимается, и это
произвело на него впечатление. Пока его не было, она взлетела к своей мечте,
попала в Голливуд, снимается в кино. Но тут Кристел приложила палец к губам и
прошептала: – Сейчас снова начнется съемка. Пойдем ко мне в гримерку.
Он на цыпочках пошел за ней, и они оказались в комнате, где
она переодевалась, ела, занималась целыми часами. Комната оказалась маленькой,
чистенькой и уютной. Там их встретила женщина, которая готовила костюм Кристел
для следующей сцены, и девушка, улыбнувшись, отослала ее. Потом снова
повернулась к Спенсеру:
– В течение следующего часа я свободна.
Она впилась глазами в его лицо; ей хотелось узнать сразу
все: с чем он пришел, где был, когда вернулся и... женат ли он еще или уже нет?
– Неужели это не сон? Неужели это ты? – Она смотрела на
него с благоговением и вспоминала бесконечные месяцы ожидания, когда от него
перестали приходить письма.
Они сидели, взявшись за руки, и он, сбиваясь, пытался
объяснить ей все: ужасное одиночество, боль, тоску, то угнетение, которое он
постоянно чувствовал там, когда становилось безразличным все, кроме постоянного
ужаса, и смертей, и разрушений, творящихся у него на глазах.
– Мне тогда казалось, что этого мира вообще не
существует... даже тебя не существует. Мне казалось, что я никогда оттуда не
выберусь. Я не мог ни с кем разговаривать, а от любых писем становилось еще
хуже. Все, кто писал мне, рассказывали, как здесь хорошо и счастливо, и я еще
больнее чувствовал разницу между этой жизнью и той. Иногда мне казалось,что
некоторые мои сослуживцы испытывают то же самое. Я говорил с ними об этом,
когда мы летели домой. Но там никогда не заговаривал о том, как все плохо. Если
б мы расслабились, нам никогда бы не выдержать этого кошмара. Теперь это все в
прошлом, но я никогда не смогу забыть. – Сказав это, он с грустью посмотрел на
нее.
– Я подумала, что ты решил положить конец нашим
отношениям. – Она сказала это низким, печальным голосом, думая о том, что эти
мысли изменили всю ее жизнь. Именно поэтому она оказалась сначала в Голливуде,
а потом в доме Эрни. Она вообразила, что ей нечего терять, а он был так добр к
ней. Он столько для нее сделал, и ей казалось, что она многим ему обязана. Ведь
именно Эрни разрешил все ее проблемы таким простым способом.
Тень печали легла на лицо Спенсера, когда он услышал ее
слова.
– Я никогда бы не сделал этого, не сообщив тебе. А
потом я просто не знал, что мне делать... От Элизабет продолжали приходить
письма, и я чувствовал себя чертовски виноватым. Она была уверена, что я
вернусь к ней и все пойдет, как раньше, но я чувствовал, что не смогу так жить.
Мы пару раз встречались в Токио, но это только ухудшило наши отношения. Как
будто я провел уик-энд с совершенно незнакомыми человеком. И теперь ничего не
изменилось. Я пробыл с ней две недели и чуть не сошел с ума.
Он посмотрел на нее умоляющими глазами, и Кристел
отвернулась. Это она во всем виновата". Она сама влезла в долги и теперь
вынуждена расплачиваться с Эрни.
– Я пытался разыскать тебя в тот вечер, когда вернулся,
– продолжал он. – Я отправился к миссис Кастанья, но какая-то женщина сказала
мне, что ты переехала. Тогда я пошел к Гарри, но они уже закрывались...
Даже сейчас, рассказывая ей, он чувствовал отчаяние, которое
овладело им тогда. Она же не удивилась, узнав о том, что в доме миссис Кастанья
все изменилось. Месяц назад вместо ответа на ее письмо пришла открытка,
написанная ее сыном, где сообщалось, что миссис Кастанья умерла. Кристел любила
старушку, и сообщение о смерти расстроило ее.
– В конце концов, Перл дала мне твой телефон, по нему я
и позвонил сегодня, как только приехал. И твоя хозяйка сказала мне, где тебя
можно найти. Вот мы и вместе. – Он улыбался и был похож на ребенка, получившего
долгожданный рождественский подарок. Кристел не поправила его, что это была не
хозяйка, а ее служанка, точнее, не ее, а Эрни.
– А как ты намерен поступить с Элизабет? – От волнения
ее сердце забилось чаще, но в глубине души она чуть не молилась о том, чтобы Спенсер
решил не разводиться с ней. Для нее это был бы выход из положения, хотя бы на
некоторое время. Она не может уйти от Эрни после всего того, что он сделал для
нее, не может бросить Голливуд. Хотя как Спенсер не любил Элизабет, так и она
не любила Эрни.
