– Она в Нью-Йорке. – Он даже не хотел произносить имени
жены, во всяком случае, не здесь, в присутствии Кристел. – Я отплываю в Корею
через несколько дней. А сейчас я свободен... я... Боже мой, Кристел, я не знаю
точно. Чертовски глупо говорить об этом теперь, когда я женат. Но тогда я
думал, что поступаю правильно. Я внушил себе это. Мне хотелось верить, что так
оно и есть, но когда я увидел тебя... голова у меня пошла кругом... мне
показалось, что вся моя жизнь летит кувырком. Тогда, в ноябре, мне надо было
остаться с тобой, послать все к черту, весь этот правильный выбор и все это
благородство. Мы же тогда были только помолвлены... Я думал... о Господи...
разве я мог знать... – Он не мог говорить от боли.
На мгновение ее глаза вспыхнули, а потом эти удивительные
глаза, глаза цвета горной лаванды, потемнели и стали сердитыми. Но он не мог
осудить ее за это и еще за то, что ее голос стал глухим, как далекий раскат
грома:
– И зачем же ты вспомнил обо мне, Спенсер? Чтобы было с
кем развлечься, когда ты свободен?.. Когда выпадет свободный уик-энд?.. Когда
ты вдруг сможешь вырваться? А обо мне ты подумал? Что стало с моей жизнью, когда
ты бросил меня? – Она пообещала себе никогда больше не встречаться с ним, даже
если у нее будет такая возможность. Теперь в этом не было смысла. Он сделал
свой выбор, и она должна смириться с этим, даже если он сам не мог этого
сделать. Именно поэтому она возвращала ему все его письма, не распечатывая их.
– И сейчас что у тебя на уме? – Она вся пылала от гнева, но Спенсер только еще
больше восхищался ею. – Получить немного удовольствия, прежде чем уехать? Ну
нет, забудь об этом. Иди к черту... или... обратно к ней, все равно ты так и
сделаешь, как сделал это в прошлый раз.
Он стоял с совершенно несчастным видом. Он не мог отрицать
то, что она говорила, хотя ему очень хотелось сделать это. Он хотел бы
пообещать ей, что никогда больше не вернется к Элизабет, но теперь он женат на
ней и не представлял себе, как можно устранить эту преграду. Он не мог
объяснить, что их супружеская жизнь закончилась, не успев даже начаться. Но
именно об этом он думал и именно этого хотел. Он хотел бы навсегда остаться с
Кристел.
– Я не могу давать тебе никаких обещаний. Не могу
сказать тебе ничего, кроме того, что я здесь, сейчас, в эти минуты я с тобой...
Может быть, это не так уж и много... но это все, что я могу тебе дать... Это и
еще свою любовь.
– Ну и что теперь? – Ее глаза наполнились слезами, а
голос стал хриплым. – Я тоже люблю тебя. Ну и что? Что изменится? К чему мы
придем, когда пройдет еще шесть месяцев?
– На этот раз... – Он грустно улыбнулся, ему ужасно не
хотелось расстраивать ее. Он вдруг подумал, что ему не надо было приходить
сюда, но он знал, что все равно не выдержал бы и пришел. – Через шесть месяцев
у тебя будет пачка писем из Кореи... Если, конечно, на этот раз ты будешь их
читать.
Она отвернулась, чтобы он не видел, как она плачет. Он был
все так же красив, и она любила его уже так долго... Она снова повернулась и
посмотрела на него. В этот миг она вдруг поняла, что в глубине души для нее
совсем не важно то, что он женат. Он принадлежит ей с тех самых пор, когда они
встретились в первый раз. И может быть, да, может быть, ей стоит взять от него
то, чего она так хочет и что он может ей предложить, и сделать это прямо
сейчас, пока он не уехал в Корею.
Кристел опустила голову, обдумывая его слова, а потом опять
повернулась и посмотрела на него:
– Я бы хотела набраться храбрости и сказать тебе, чтобы
ты уходил... – Она не закончила фразы.
– Я уйду, если ты действительно этого хочешь. Я сделаю
так, как ты пожелаешь. – «А потом буду мечтать о тебе всю жизнь...» – Если ты
действительно этого хочешь, Кристел. – Он посмотрел на нее и коснулся ее щеки
тонкими нежными пальцами. Его слова прозвучали очень тихо. Он ее любит. И
должен сделать для нее что-нибудь. Это именно такая любовь, про которую он
пытался говорить с Элизабет. Любовь, которой у них с женой никогда не было и
никогда не будет. И теперь он знал это абсолютно точно.
Кристел покачала головой и посмотрела на него полными
нежности глазами.
– Нет, я этого не хочу, – честно сказала она. Она
никогда не лгала ему, и он еле расслышал ее слова, но в ответ на них его сердце
затрепетало от счастья. – Может быть, сейчас это как раз то, что нам нужно...
эти несколько дней... несколько незабываемых минут... – Казалось, что это так
бесконечно мало, но это было все, что они имели. И им обоим казалось, что эти
минуты стоят целой жизни.
– Может быть, когда-нибудь у нас будет гораздо
больше... но я не могу сейчас тебе этого обещать. Сейчас я ничего не могу тебе
пообещать. Я не знаю, что со мной может случиться. – Он выглядел растерянным,
но сказал правду.
Она, странно улыбнувшись, взяла его за руку и начала
медленно подниматься по ступенькам, ведущим в дом миссис Кастанья.
– Я знаю.
Он почувствовал себя совсем мальчишкой, когда зашел в дом
следом за ней, все еще держа ее за руку и любуясь водопадом сияющих волос и
изяществом ее стройного тела, в то время как она осторожно поднималась по
лестнице, ведя его за собой. Она обернулась всего один раз и приложила палец к
губам, давая ему тем самым понять, чтобы он не шумел. Достав ключ из кармана
джинсов, она открыла дверь и пропустила его в комнату. Ей не хотелось, чтобы
миссис Кастанья заметила их. Она наверняка поднимет шум. Ей совсем не по душе,
когда живущие у нее девушки приводили к себе мужчин, а мужчины – девушек.
Иногда, конечно, такое случалось, и если она это обнаруживала (а обычно она
замечала нарушение правил), она поджидала постояльцев перед дверью своей
комнаты и на весь дом делала им серьезные предупреждения.
– Разувайся, – прошептала Кристел, в то время как сама,
беззвучно скинув ковбойские ботинки, натянула пару красных носков, которые
когда-то принадлежали ее брату. Потом улыбнулась Спенсеру и присела на краешек
кровати. Она выглядела совсем ребенком. Иногда Спенсер видел в ней ту же
маленькую девочку, которую увидел в первый раз, но потом вдруг она в одно
мгновение превращалась в молодую женщину.
Он сел около нее на кровать и, шепча нежные слова, начал
гладить ее по волосам, а потом поцеловал. Это был долгий и нежный поцелуй. Он
вложил в него весь свой пыл, отчаяние и сожаление о том, что он может дать ей
так мало.
– Я очень люблю тебя... – шептал он, зарываясь лицом в
ее волосы. – Ты такая... ты самая лучшая...
Он до боли хотел овладеть ею и едва сдерживался, чтобы не
сорвать с нее одежду. Но когда он осторожно коснулся пуговиц на ее рубашке, он
вдруг почувствовал, как она вздрогнула и слегка отстранилась. Спенсер отпустил
ее и отодвинулся, испугавшись того, что он сделал, но в следующий момент она
сама страстно поцеловала его, давая ему понять, что путь свободен. Он осторожно
посмотрел на нее, боясь, что она еще девственница.
– Ты боишься?
Она покачала головой и закрыла глаза, а он, осторожно
положив ее на кровать, начал медленно снимать с нее одежду. Ненадолго
прервавшись, он встал и поплотнее задернул шторы. Когда же она осталась лежать
нагой на узкой кровати, он сам разделся и лег под одеяло рядом с ней. Для
Спенсера она была все той же застенчивой девочкой, которую он увидел впервые
четыре года назад, и он не хотел смутить ее, или обидеть, или сделать ей
больно. Он думал только о том, чтобы ей было хорошо, зная, что эти бесконечно
долгие минуты они оба запомнят на всю жизнь. Она была еще прекраснее, чем он
себе представлял, и в тот момент, когда он наконец вошел в нее, они оба
застонали от блаженства. Она забилась в его руках, и он продолжал целовать,
ласкать ее и нежно шептать слова любви. Эти блаженные мгновения, казалось,
длились бесконечно долго, и когда наконец все закончилось, он еще крепче прижал
ее к себе. Ему хотелось держать ее так как можно дольше, чтобы слиться с ней
воедино, чтобы ничто на свете никогда больше не разлучило ни их тела, ни их
души.
