Глава 22
Что касается Спенсера, у него со временем все устроилось. Он
много думал о Кристел и пришел к выводу, что принял искреннее решение. На
Рождество он ездил с Элизабет на Палм-Бич. Он стал понемногу приходить в себя.
Он постоянно думал, не написать ли Кристел, но так и не написал. Он знал, что
Кристел хотела остаться одна, но чувствовал себя очень виноватым. Элизабет не
обращала ни на что внимания – как настоящая светская дама, она была слишком
снисходительна, чтобы замечать этот faux pas
[2]
.
Несмотря ни на что, они прекрасно провели Рождество и
вернулись из Флориды загоревшие и отдохнувшие. До свадьбы оставалось только
шесть месяцев. Элизабет постоянно ходила на вечеринки в Нью-Йорке, они ездили в
Вашингтон к ее родителям. У него почти не было времени думать ни о чем той
весной, но мысли о Кристел частенько терзали его, хоть он и пытался бороться с
ними. Нет смысла доводить себя до безумия из-за нее. Он почти каждый день
повторял себе, что сделал правильный выбор.
Миссис Барклай приехала в Сан-Франциско в начале мая, чтобы
наблюдать за последними приготовлениями. Они должны были венчаться в
кафедральном соборе, как этого хотела Элизабет, а прием гостей должен был
проходить в отеле «Сент-Френсис». Она хотела бы устроить прием дома, но список
приглашенных разбух до семисот человек. Не оставалось ничего другого, как
остановиться на отеле. Должно было быть четырнадцать шаферов и двенадцать
подружек невесты. О таких свадьбах Спенсер только читал, но никогда на них не
присутствовал. Он вместе с Элизабет вылетел в Сан-Франциско на следующий день
после окончания третьего года обучения, ее переводили в Колумбию, чтобы она
смогла окончить школу после их женитьбы. Это единственное условие поставил ее
отец, прежде чем дал согласие на их брак. Он хотел, чтобы она закончила
обучение, и сожалел, что ей не удалось окончить Вассар. Но Элизабет хотела быть
рядом с мужем.
Они летели в приподнятом настроении. Спенсер знал, что по
прибытии в Калифорнию состоится ряд приемов. Через неделю, семнадцатого июня,
будет свадьба, а затем они отправятся на Гавайи на медовый месяц. Она сгорала
от нетерпения, но за неделю объявила легкомысленно, что «сажает его на
воздержание» до свадьбы. Он безжалостно дразнил ее в самолете, говоря, что
больше не может нести ответственность за свои поступки. Но потом им и не
представилось удобного случая. Отец Элизабет снял Спенсеру комнату в «Богем
клаб», как и для всех шаферов. Среди них был и Джордж из конторы Спенсера.
Спенсер еще помнил, что Джордж говорил ему о правильном выборе, а он поверил в
это до того, как собрался в Сан-Франциско.
Он вдруг обнаружил, что думает о Кристел день и ночь. Он
оказался сейчас в изоляции и отчаянно хотел увидеть Кристел, но старался
побороть в себе это желание, выпивая больше обычного. Это было жестоко по
отношению к Элизабет, и он охотно погрузился в предсвадебные хлопоты. В их
честь устраивались ежедневно изысканные приемы.
Прошли приемы в Атертоне, Вудсайде, несколько раз в
Сан-Франциско, а Барклаи дали великолепный предсвадебный обед в честь молодых в
«Пасифик клаб». А за день до этого у Спенсера был мальчишник, который для него
организовал Иэн. Там присутствовали морские офицеры, шампанское лилось рекой, и
Спенсер вполне справился с побуждением зайти в «Гарри» по пути домой и сказать,
что все еще любит Кристел. Он пытался бессвязно объяснить все Иэну, но потом
вспомнил, что тот не посвящен ни во что.
– Да, правильно, сынок, – ухмыльнулся Иэн, – мы всегда
пьем шампанское из хрустальных бокалов.
Они уложили его в кровать, а на следующий день он сидел на
званом обеде совершенно разбитый, как и все они. Зато Элизабет выглядела
великолепно в розовом атласном вечернем платье. Она никогда не была так
красива, как в те дни. Ее мать приобрела ей несколько изысканных нарядов в
Вашингтоне и Нью-Йорке. Элизабет отпустила волосы и сделала французскую
завивку, выгодно подчеркивающую необыкновенной красоты бриллиантовые серьги,
подаренные ее родителями. Спенсеру они подарили часы фирмы «Филипс» и
платиновый портсигар с вправленными в крышку сапфирами и бриллиантами. Он же
преподнес им в дар золотую шкатулку, на которой велел выгравировать строчку из
стихотворения, которое, как он знал, очень нравилось судье Барклаю. Элизабет он
подарил рубиновое ожерелье и в пару к нему серьги, на которые ему придется
работать несколько лет. Но он знал, как Элизабет любит рубины. И, улыбаясь ей в
тот день в «Пасифик клаб», он сознавал, что она этого заслуживает.
Свадебная церемония состоялась на следующий день. Шаферы
выехали из «Богем клаб» на лимузинах. Невеста прибыла в церковь в старом
дедовском «роллс-ройсе» 1937 года, который, однако, находился в отличном
состоянии. Им пользовались только в торжественных случаях. Элизабет выглядела
блестяще в окружении двух подружек и дворецкого, помогавших разместить ей
четырнадцатифутовый шлейф, когда она усаживалась в машину. Отец смотрел на нее
в немом восторге. На ней был венок из кружев, украшенный крошечными
жемчужинами, тщательно подобранная и подколотая маленькая элегантная тиара. Ее
лицо легкой дымкой покрывала тонкая французская вуаль, а кружевное платье с
высоким воротом выгодно подчеркивало стройную фигуру. Это было невероятное
платье, невероятный день, незабываемый момент. Когда шафер подвез их к
кафедральному собору, дети на улице подняли визг. Элизабет была так красива,
что ее отец едва справлялся со слезами, когда они торжественно поднимались по
ступенькам храма под звуки музыки, а голоса детей звучали, как хор ангелов.
Спенсер с бьющимся сердцем смотрел, как она приближалась. Они
так ждали этого момента. И он наконец наступил. Все свершилось. Глядя сквозь
вуаль на обращенную к нему улыбку, он утверждался во мнении, что сделал
правильный выбор. Она выглядела великолепно. А через несколько мгновений станет
его женой. Навсегда.
Они вышли из церкви, сошли по ступенькам вниз,
сопровождаемые подружками невесты и шаферами, принимая поздравления. В час они
вышли из церкви, а в половине второго подъехали к «Сент Френсис». Там их уже
ожидали репортеры. Это была самая знаменитая свадьба в Сан-Франциско за
последние несколько лет. На улице толпы людей наблюдали за подъезжающими
лимузинами. Было очевидно, что невеста – важная птица. Приглашенные поспешили в
отель. Спенсеру не раз во время обеда приходило в голову, что это немного
напоминает политический прием. Были гости из Вашингтона и Нью-Йорка. Были там и
судьи из Калифорнии. Они даже получили поздравительную телеграмму от президента
Трумэна.
И наконец в шесть часов Элизабет спустилась переодеться,
снять подвенечное платье, которое никогда больше не наденет. Она смотрела на
него с грустью, думая о бесконечных часах примерок, обдумывания деталей. А
теперь она должна снять его и сохранить для собственных дочерей. В дорогу она
надела шелковый костюм, очень красивую шляпку от Шанель. Когда они уходили,
гости бросали им под ноги розовые лепестки. Их отвезли в аэропорт в старом
«роллсе». Рейс на Гавайи должен быть только в восемь, и они зашли в ресторан
чего-нибудь выпить. Элизабет смотрела на своего мужа и победоносно улыбалась:
