Для праздничного обеда на ранчо все подготовили как надо, но
на этот раз гостей пришло гораздо меньше. Женщины сидели маленькими группками и
сплетничали: кто женился, вышел замуж, у кого родились дети. Про Хироко не знал
никто, и всем гораздо интереснее было обсуждать Джинни Вебстер. Она заметно
поправилась, и ходили слухи, что она спит с Маршаллом Флойдом. Кто-то даже
видел, как они вместе выходили из гостиницы в Напе.
– Она беременна, помяните мое слово, – заговорщически
произнесла Оливия, а Бекки добавила, что неделю назад во время церковной службы
Джинни чуть не упала в обморок.
– Вы думаете, он на ней женится?
– Он просто обязан это сделать, – заявила одна из
женщин, – но лучше бы он делал это побыстрее, пока она совсем не растолстела.
Женщины разговаривали, мужчины стояли возле столов –
выпивали и закусывали, а дети играли в стороне: все было так же, как и год
назад. После войны прошло уже два года, и здесь ничего не изменилось, ну разве
что дети выросли. Кристел стала девушкой. Ее длинные ноги и красивое тело
приняли женственные очертания, она теперь постоянно притягивала взгляды мужчин.
Ее фигуру уже не скрывало платье, да и выражение глаз потеряло безмятежность.
Всю зиму она очень беспокоилась за отца. Джед в июне окончил школу, и теперь
ему предстояло работать весь день на ранчо вместе с Томом. Отец хотел, чтобы он
поступил в колледж, но сам Джед не горел желанием это делать. Он копался в
машинах, которые были на ранчо, и часто ездил на прогулки со своими друзьями. У
него теперь появилась девушка в Калистоге.
– Он уже почти мужчина, – восхищенно говорила одна из
подруг Оливии. – Помяни мое слово – следующая свадьба будет его. Я слышала, он
встречается с дочерью Томпсонов. – Оливия гордо улыбалась в ответ. Но вдруг
глаза соседки потемнели, она взглянула на Кристел. Она надела синее платье,
которое отец привез ей из Сан-Франциско. – Она очень хорошо выглядит... Прямо
настоящая красавица... – Женщина заметила, что Оливия смотрит на Кристел. –
Неплохо было бы в ближайшие дни запереть ее в амбаре, – поддразнила подруга, но
Оливия притворилась, что не расслышала. Она никак не могла понять свою младшую
дочь. Та совершенно не походила на других девушек и особенно на свою сестру.
Она держалась обособленно. Ее мысли были глубокими, и когда она говорила о них
(что случалось крайне редко), это ужасно раздражало ее мать. Девушке совсем не
обязательно рассуждать о высоких материях или мечтать о тех городах и странах,
про которые рассказывал Тэд. Несомненно, это его вина, что он с самого детства
забивал ей голову всеми этими глупостями. Его вина и в том, что она так любит
носиться по полям на лошади и купаться голышом в горной речке, как какая-нибудь
дикая кошка.
Она совсем не похожа на других девушек, а уж тем более на
Бекки или на свою мать. Теперь, когда она выросла, это стало особенно заметно.
Казалось, она не обращала никакого внимания на окружающих ее парней. Она не
страдала от одиночества, могла часами разговаривать с отцом о ранчо, о книгах,
которые она прочитала, или о тех местах, где он побывал и где она тоже
непременно хотела бы побывать.
Оливия даже один раз слышала, что они беседовали о
Голливуде. И ведь он знает, что это просто безумие. С такими запросами не
так-то просто найти для нее мужа, даже несмотря на ее внешность. Внешность –
еще не все. Она и так слишком отличается от всех. Ее красота раздражает женщин,
а мужчин – просто шокирует. Все это нисколько не льстило Оливии. Нет ничего
хорошего в том, что ты мать самой красивой девушки в долине. Она слишком
красива, слишком свободна и совсем-совсем не похожа на окружающих. Даже сейчас,
когда женщины разговаривали, Кристел одиноко сидела на качелях, и ее мысли были
где-то далеко, в то время как другие дети шумно играли. Казалось, она не
замечает их, как не замечала никогда. Она стала еще более замкнутой за этот
год. И даже Джед, у которого теперь была своя жизнь, оставил ее в покое. На нее
обращали внимание только тогда, когда она пела в воскресенье в церкви. Этот
необыкновенный голос заставлял остановиться и прислушаться. Вот про ее голос
теперь и говорили.
Кристел высоко взлетала на качелях, что-то напевая про себя,
совершенно не интересуясь тем, о чем вокруг говорят, и почти не замечая праздника,
когда вдруг увидела подъехавшую машину. Она узнала его тотчас, как только он
вышел из нее. Она не видела его целый год, но не забыла. Она ни на минуту не
забывала его, но лишь иногда нерешительно спрашивала Бойда, не получил ли он
письма от Спенсера. И вот теперь он приехал на крестины, и она замерла, давая
качелям остановиться и неотрывно наблюдая, как он пожал руку ее отцу, а потом
отправился искать Бойда и Хироко. Он был так же красив, как и год назад, может
быть, даже еще красивее. Она весь этот год постоянно думала о Спенсере Хилле, и
теперь, когда увидела его, сердце у нее замерло.
На нем был летний костюм и соломенная шляпа. Она подумала,
что он выглядит еще эффектнее, чем в прошлый раз, наблюдая, как он рассмеялся,
что-то сказав Хироко. И потом, отойдя от своих друзей, очень медленно оглянулся
и увидел ее, неподвижно сидящую на качелях. Даже находясь на таком расстоянии,
он знал, что она смотрит на него, он почти чувствовал, как ее взгляд проникает
ему в самую душу, когда он медленно двинулся в сторону. Он подошел к ней почти
вплотную, и его лицо с темно-синими глазами было серьезным. И воздух вокруг них
моментально наэлектризовался. Они не понимали, отчего это произошло. Когда их
глаза встретились, они оба знали, что весь этот год думали друг о друге. Это
было какое-то наваждение, которое невозможно выразить словами или понять. И
все-таки, как они оба знали, они оставались чужими друг другу.
– Привет, Кристел. Как поживаешь? – Он почувствовал,
как у него дрожат руки, поэтому засунул их в карманы, а сам прислонился к
дереву, с которого свисали качели. Он изо всех сил старался, чтобы его голос
звучал нормально, чтобы она не догадалась, что он чувствует. Это далось
непросто. Она не двигалась и ничего не говорила, только смотрела на него. На минуту
ему показалось, что весь остальной мир исчез. Рядом рос куст магнолии, и воздух
был наполнен его благоуханием. Ему даже послышалось, что где-то вдалеке
раздается бой барабана.
– Полагаю, что хорошо. – Она изо всех сил старалась,
чтобы ее голос не дрожал. Ей очень хотелось спросить, почему он не приехал, как
обещал, но она не осмелилась этого сделать. Никто из них не мог бы выразить
словами свои чувства. Она просто смотрела на него; он был точно такой же, как и
год назад: все те же безупречно подстриженные и расчесанные темные волосы,
загорелое лицо, те же глаза, ждущие от нее чего-то, чего она еще пока не могла
понять. Она знала теперь точно, что не сможет сдвинуться с места под его
взглядом, да и не хотела этого. Кристел хотела бы простоять вот так рядом с ним
всю жизнь, чувствуя его дыхание и зная, что он смотрит на нее.
Довольно прохладный день сделался вдруг невыносимо жарким.
Ему показалось, что у него внутри все растаяло, и он продолжал твердить про
себя, что она всего лишь ребенок. Но они оба прекрасно знали, что он хочет ей
сказать: «Я тебя люблю». Но конечно, он не мог этого сделать. Ведь он едва ее
знает. И все же для него невыносимо сознавать, что девушка, мысли о которой он
весь год старался выкинуть из головы, оказалась еще более желанной, чем он ее
помнил.
