Она кивнула, как бы молча одобряя его слова.
– Конечно, я обязательно навещу и Тома... – Его голос
сорвался, когда он чуть не сказал: «И тебя», но он знал, что не может сказать
ей это. Она подумает, что он сошел с ума, а ему вовсе не хотелось обижать ее.
Может быть, во всем виновато вино, говорил он себе, может
быть, она только кажется ему такой красивой, может, во всем виновато
настроение, и хороший день, и сама атмосфера свадьбы. Но он прекрасно понимал,
что это нечто большее и сама эта девочка является для него чем-то большим,
нежели просто красивым ребенком. Потом она взглянула на него в последний раз,
застенчиво улыбнулась и, помахав на прощание рукой, побежала к остальным. Он
стоял и смотрел ей вслед, наблюдая, как ее брат что-то сказал ей, потом дернул
за волосы, и потом вдруг она с веселым смехом погналась за ним – можно
подумать, что она уже забыла об их встрече. Но когда он хотел повернуться,
чтобы уйти, она остановилась, посмотрела в его сторону и замерла. Спенсеру
показалось, что она хочет что-то сказать ему, но она не сделала этого – просто
отвернулась и посмотрела на своих друзей. И он медленно пошел по направлению к
Хироко и Бонду.
И все-таки он увидел ее еще раз перед отъездом – она стояла
на крыльце, разговаривая с матерью, которая ее явно за что-то ругала. Потом
взяла большую тарелку и занесла ее на кухню. Больше она не вышла, а уже через
минуту Спенсер мчался на машине прочь от ранчо, и его мысли были заняты
девочкой, которую он встретил. Она похожа на дикого жеребенка – красивая и
свободная, это ребенок с глазами взрослой женщины. Вдруг он рассмеялся над
собой. Это же просто наваждение. У него своя жизнь, он живет в мире, который
неизмеримо далек от этой долины. Невероятно, что его могла очаровать
четырнадцатилетняя девочка, выросшая среди дикой красоты Александровской
долины. Да, невероятно, кроме разве того, что у нее такое необычное имя –
Кристел. И он без конца повторял его про себя-, все дальше уезжая от этого
места, думая о том, что пообещал Бойду и Хироко в конце лета навестить их. Да,
конечно, хорошо было бы заехать... даже, наверное, это просто необходимо
сделать... И в конце концов он уверился в мысли, что должен сделать это
обязательно.
Кристел, помогая матери мыть последние тарелки, оставшиеся
после свадебного обеда, обнаружила, что думает о нем, об этом красивом
незнакомце из Сан-Франциско. Теперь она уже знала, кто он такой. Она слышала,
как Том рассказывал о нем, что он был их командиром в Японии. Тому польстило,
что он приехал к нему на свадьбу, но сейчас его голова была занята вещами более
серьезными. Они с Бекки уезжали, чтобы смыть свадебный рис и провести медовый
месяц на побережье в Мендочино. Через две недели они вернутся в коттедж на
ранчо, начнут работать с отцом, а Бекки будет рожать детей. Кристел казалось
это ужасно скучным. Таким будничным и обыкновенным. В их жизни не будет ничего
интересного, ничего необычного, такого, что бывает всегда в жизни тех людей, о
которых она часто думала, или тех знаменитых актеров, о которых она читала. Она
с удивлением думала о том, что в один прекрасный день с ней произойдет то же
самое – она выйдет замуж за одного из этих парней, которых она так хорошо
знала, за одного из друзей Джеда, которых до сих пор просто ненавидит. Ее
желания раздваивались. С одной стороны, ей хотелось остаться и жить в том
знакомом мире, который она так хорошо знала, а с другой стороны, ее манил иной
мир – мир, полный тайн и загадок, красивых незнакомцев, подобных этому мужчине,
которого она встретила сегодня на свадьбе своей сестры.
Была уже полночь, когда они наконец закончили мыть посуду и
убирать со столов остатки трапезы. Бабушка уже отправилась спать. Дом притих и
как будто опустел, когда Кристел пожелала родителям спокойной ночи, собираясь
отправиться в свою комнату. Отец встал, и они медленно пошли к ее комнате, он
нежно поцеловал ее в щеку и ласково посмотрел на дочь:
– Когда-нибудь придет и твоя очередь... и ты уйдешь так
же, как Бекки.
Она пожала плечами. Сейчас это ее не интересовало; они
услышали, как Джед, улюлюкая, прошел в свою комнату. Отец снова улыбнулся:
– Хочешь завтра поехать со мной верхом? У меня есть
кое-какая работа, ты бы могла мне помочь.
Он очень гордился дочерью, она даже не представляла себе,
как он любил ее. Она улыбнулась и кивнула в ответ:
– Это было бы просто замечательно, папочка.
– Я разбужу тебя в пять. Так что теперь спи.
Он потрепал ее по волосам, и она тихо закрыла за ним дверь.
Первую ночь она проведет в своей комнате одна, без сестры. Наверное, это самая
спокойная ночь за всю ее жизнь. Теперь наконец-то она единственная владелица
своей комнаты. Она легла в постель и стала думать о Спенсере, чувствуя, как
постепенно погружается в сон. А в Сан-Франциско, лежа на гостиничной кровати,
Спенсер Хилл думал о Кристел.
Глава 3
Первый ребенок Тома и Бекки родился через десять месяцев
после свадьбы. Минерва с Оливией принимали роды прямо в коттедже на ранчо, а
Том в ожидании мерил шагами крыльцо. Это был здоровый мальчик, и назвали его
Вильям в честь отца Тома – Вильяма Генри Паркера. Бекки, так же как и Том,
ужасно гордилась сыном. Это было, пожалуй, самое счастливое событие за этот
год, который оказался очень тяжелым для семьи Уайттов. После долгих сильных
дождей большая часть пшеницы полегла, а Тэд заболел воспалением легких, и казалось,
что он никогда не поправится. Когда родился его первый внук, он все еще был
очень слаб, но изо всех сил старался не показывать этого. И только Кристел
знала, как он плохо себя чувствует. Они все еще ездили верхом вместе, но их
прогулки делались все короче, она видела, с каким облегчением отец возвращался
домой и торопился лечь в постель, иногда не в силах даже поужинать.
И все-таки Тэд начал выздоравливать. Когда они крестили
ребенка и за два дня до шестнадцатилетия Кристел отец явно почувствовал себя
лучше. Малыша крестили в той же церкви, где год назад венчались Бекки с Томом,
и Оливия пригласила на праздничный обед человек шестьдесят друзей и соседей.
Это торжество не было таким грандиозным, как свадьба, но все-таки праздник
состоялся. Джинни Вебстер была крестной матерью, а крестным отцом Том попросил
стать Бойда, что опять вызвало протест со стороны семьи Уайттов. Как и год
назад, все избегали Хироко. Ее единственной подругой теперь была Кристел, но
даже она не знала, что жена Бойда беременна. Местный врач отказался осматривать
ее. Его сын погиб в Японии, и он заявил Хироко с каменным выражением на лице,
что не собирается помогать ее ребенку появиться на свет. Бойду пришлось отвезти
ее в Сан-Франциско, где они нашли доктора, но часто возить жену в город он не
мог. Доктор Йошикава был мягким и добрым человеком. Он родился в Сан-Диего и
прожил всю жизнь в Сан-Франциско, но после разгрома американского флота в
Перл-Харборе работал в японской больнице. В течение четырех лет он заботился о
японцах в военных концлагерях, всегда помогал им, чем мог, хотя практически
никаких средств для лечения у него не было. Для него это было тяжелое время,
время боли и разочарования, но он оставался верен себе и сохранил уважение к
тем людям, о которых заботился и среди которых жил во время войны. Хироко
случайно узнала о нем от одной знакомой японки из Сан-Франциско, и молодая
женщина вошла в кабинет врача на трясущихся ногах после того, как ее оскорбил и
выгнал врач, которого все в долине считали большим авторитетом. Пока доктор
Йошикава осматривал ее, Бойд стоял рядом. Врач заверил их обоих, что
беременность протекает вполне нормально. Он прекрасно понимал, как тяжело этой
молодой женщине жить в стране, где все считают ее чужаком и ненавидят ее только
за цвет кожи и разрез глаз, за то, что она родом из Киото.