Но позвонил он Грейс на следующий же день – просто поболтать
и рассказать о том, как он присматривал себе фотостудию. Говорил, что все они
ужасные, что он в полнейшем отчаянии. Грейс смеялась, разыгрывая сочувствие, и
тут он пригласил ее пообедать.
– Прости. Не могу, – кратко ответила она. Она уже
привыкла отшивать мужчин. Это для нее уже не было проблемой. – Я сегодня
вечером занята. – Для нее привычным стало делать вид, что в ее жизни есть
мужчина, а не только избитые женщины и перепуганные дети.
– Тогда завтра.
– А завтра мне придется допоздна работать. У нас
крупный заказ с девятью моделями, и Шерил хочет, чтобы я присутствовала.
– Нет проблем. Я приду. – Он говорил как
мальчишка, и это ее тронуло, невзирая на решимость оставаться
равнодушной. – Я в городе новичок, никого не знаю. Мне одиноко.
– Ну-ну, Маркус… не будь дрянным мальчишкой.
– Но я именно такой и есть! – гордо заявил он, и
оба рассмеялись.
И в конце концов, досадуя на себя, Грейс пригласила его на
съемку, и он здорово помог. Там толпилось столько людей, что присутствия еще
одного просто никто не заметил. А моделям Маркус очень приглянулся. Он был
обаятелен, остроумен, к тому же начисто лишен высокомерия, присущего
большинству фотографов. Вообще он был потрясающим парнем, а когда он стал
ежедневно захаживать в агентство, Грейс наконец сдалась и приняла его
приглашение на обед. Это было ее первым выходом в свет с мужчиной – после Пола
Вайнберга.
Маркус с трудом верил, что ей всего двадцать один
год, – она выглядела такой зрелой, у нее был вид женщины, умудренной
опытом, поэтому она казалась куда старше. Грейс все еще порой стягивала
темно-рыжие волосы в хвост на затылке, но все чаще закалывала их в
очаровательный пучок, а одевалась точь-в-точь как фотомодель. Но Маркус уже
привык к молоденьким девушкам, кажущимся старше своих лет. Раз или два он даже
назначал свидания пятнадцатилеткам, не подозревая об истинном их возрасте…
– Так чем же ты занимаешься, когда не работаешь? –
спросил он с интересом, когда они обедали вместе у Гордона. Он недавно подыскал
себе студию, и рассказывал, как там классно – и жилые комнаты, и вообще все,
что нужно…
– Я по горло занята.
Она начала кататься на велосипеде, а одна из новых соседок
обучала ее игре в теннис. Так она еще никогда прежде не проводила досуг. Раньше
ее спортивные занятия ограничивались упражнениями с гантелями и джоггингом под
чутким руководством Луаны. Но она никому не собиралась рассказывать о двух
годах, проведенных в Дуайте. Она собиралась хранить это в тайне до конца своих
дней. Она твердо следовала совету Луаны.
– А у тебя много друзей? – спросил Маркус,
заинтригованный ею. Она была очень замкнута, но он безошибочным чутьем угадывал
в ней изумительную женщину.
– Достаточно, – улыбнулась она. Но это была неправда
– он это уже знал. Он специально наводил справки о ней. Ему уже было известно,
что она не встречалась с мужчинами, что была скрытна, стеснительна и занималась
какой-то благотворительностью. Он спросил ее об этом, прихлебывая кофе, и она
рассказала ему немного о госпитале Святой Марии.
– А почему именно это? Чем привлекают тебя эти забитые
женщины?
– Они отчаянно нуждаются в помощи, – серьезно
ответила Грейс. – Женщины в такой ситуации думают, что у них нет выхода.
Они словно стоят на подоконнике пылающего дома – и их надо спасти, вытащить из
огня. ; Сами они никогда не отважатся на прыжок.
Она знала это лучше многих. Прежде сама Грейс искренне
считала, что из горящего дома не выбраться. Ей пришлось ! убить, чтобы
спастись. Это была слишком высокая цена. И она искренне хотела, чтобы другим
никогда не пришлось L пойти на столь крайние меры.
– Почему они так заботят тебя, Грейс? – Ах, как
ему было любопытно – и как мало она позволяла узнать! В течении всего обеда он
замечал, как она осторожна – внешне проста и дружелюбна, а внутренне напряжена.
– Просто это именно то дело, которым я хотела бы
заниматься. Это для меня очень много значит, особенно работа с детьми. Они так
беззащитны, так изуродованы всем тем, через что пришлось им пройти.
…Как и она сама – кому, как не ей, это знать! Она вполне
представляла себе их израненные души, так схожие с ее собственной. Она хотела
спасти их. Это было ее подарком этим к. беднягам, и собственной жизни Грейс
придавало смысл одно сознание того, что ее личная боль спасет кого-то от
страшного путешествия в преисподнюю, которого сама она не избежала.
– Не знаю, думаю, у меня просто есть к этому
способности. Я подумываю о том, чтобы учиться и получить диплом психолога… но
вот времени нет – работа и все остальное…
может, когда-нибудь.
– Тебе не нужен диплом, – усмехнулся Маркус, и тут
Грейс ощутила нечто неведомое ей прежде – это испугало .. ее. Он был так хорош
в эту секунду… – Тебе нужен мужчина, – заключил он.
– Почему ты в этом так уверен? – Она улыбнулась
ему. Он так похож был на большого красивого ребенка, когда завладел ее рукой.
– Потому что ты чертовски одинока, что бы ты там ни
говорила! И вся эта твоя бравада, и разговоры о новой прекрасной жизни гроша
ломаного не стоят! Мне кажется, у тебя никогда не было мужчины – настоящего
мужчины; – Он сощурился и оценивающе посмотрел, на «ее. – Бьюсь об
заклад, ты девственница!
Грейс ничего не ответила, но высвободила руку из ладони
Маркуса.
– Но ведь я прав, а, Грейс?
…Как много есть такого, о чем он и не догадывается! Она
неопределенно пожала плечами.
– Я прав, – заключил Маркус. Теперь он был уверен,
что знает, что именно надо этой девушке. Попади она в руки стоящему мужчине, из
нее вышла бы необыкновенная женщина.
– Банальные выводы – это не истина в последней инстанции,
Маркус. – Произнося эти слова, она снова казалась куда старше своих
лет. – Люди гораздо сложнее, чем ты думаешь.
Но Маркус был прямо-таки убежден, что вполне ее
понял, – девочка просто боится, она стеснительна и еще очень молода и,
возможно, из очень строгого и добропорядочного семейства.
– Расскажи мне о своей семье. Кто твои родители?
– Их нет, – холодно ответила она. – Они оба
умерли, когда я заканчивала школу.
Это кое-что добавляло к общей картине – ее постиг тяжелый
удар, и вот уже несколько лет она одинока. Это было. вероятно, очень горькое
одиночество.
– А братья или сестры?
– Нет. Я одна. Вообще никаких родственников.
Неудивительно, что она выглядит такой взрослой. Воображение
Маркуса уже вовсю писало ее портрет, не жалея красок.
– Странно, как это ты не выскочила замуж за школьного
дружка. – В его голосе сквозило уважение. – В твоей ситуации
большинство поступило бы именно так – еще бы, остаться одной, да еще совсем
девчонкой.
