– Спасибо.
Грейс была уже на ногах, лихорадочно натягивая одежду,
дрожащими пальцами застегивая рубаху. Она глаз не смела поднять, боясь, как бы
ее все-таки не зарезали.
– Вечеринка окончена, девочки, – объявила Луана с
улыбкой. – Тронете ее хоть пальцем – убью.
– Твою мать, что это значит? – вскинулась Бренда.
– Она моя. Слышали?
– Твоя? – Бренда была озадачена. Такого ей еще
никто не говорил прежде. Да, это меняло дело…
– А как же Салли? – недоверчиво спросила Бренда.
– Мы не обязаны перед тобой отчитываться, –
холодно бросила Луана, подталкивая Грейс к выходу. Девушка тряслась и всхлипывала,
а Луана толкнула ее в спину с такой силой, что Грейс чуть было не упала. Да, с
этой женщиной спорить не приходилось. Никто бы на это не решился. Грейс
отчетливо осознала, что было безумием надеяться на благополучный исход. Все
рассказы были сущей правдой. Они просто выжидали.
– Боже, так теперь вы станете заниматься любовью
втроем? – взвыла Бренда.
– Ты слышала? Она моя. Держись от девки подальше. Или
жди неприятностей. Ты меня поняла?
Никто не отвечал – все и без слов было ясно как день. Луана
была слишком заметной и влиятельной фигурой в тюрьме, чтобы кто-то отважился ей
прекословить. Достаточно было одного ее слова – и вспыхнул бы бунт. Двое ее
братьев были самыми могущественными Черными Баронами в штате, а двое других
подняли самые мощные бунты в истории Аттики и Сан-Квентина.
Еще раз приказав им держаться подальше от Грейс, Луана
распахнула двери и вытолкнула Грейс наружу. Она железными пальцами стиснула ее
руку и вполголоса приказала двигаться, потом принялась как ни в чем не бывало
болтать с девушкой, чтобы не вызвать подозрений у охраны. Через пять минут они
были в гимнастическом зале – там их уже поджидала обеспокоенная Салли. Грейс
была смертельно бледна, в груди у нее хрипело и посвистывало, но ингалятора уже
не было. А Салли, завидев Грейс, просто рассвирепела.
– Какого черта ты поперлась с Брендой? Что у вас с ней
за дела? – злым полушепотом спросила она.
– Она сама пришла ко мне в камеру. Сначала я решила,
что это ты, я даже глаз не подняла, пока она не оказалась со мной нос к носу, а
позади нее стояла Джейн с ножом.
– Да, тебе еще многому предстоит научиться… – Но Салли
не могла не оценить сметливости девушки, успевшей нацарапать на листке имя
Бренды. – Ты в порядке? – Она хотела знать, как далеко зашло дело, но
Грейс молчала, и Салли взглянула на Луану.
– Девочка в порядке. Просто ошалела, но в порядке. Они
не успели наделать дел. Бренда чересчур нанюхалась «дури», чтобы напакостить ей
всерьез.
За годы, проведенные за решеткой, они вдоволь насмотрелись
на девочек, изнасилованных и покалеченных на всю жизнь при помощи бейсбольных
бит или ручек от метел. Луана все еще сердилась на девчонку за то, что та
втянула Салли в это грязное дело. Луана настояла, что разобраться должна она
сама, и приказала Салли в случае ее долгого отсутствия сообщить о случившемся
охране. Луана беспокоилась за подругу. Они были вместе вот уже много лет, и
никто их пальцем не трогал – ведь братья Луаны навещали сестру время от
времени. Двое из них жили в Иллинойсе, один – в Нью-Йорке, еще один – в
Калифорнии. Все четверо были освобождены из тюрьмы условно, но все знали, кто
они такие и на что способны, если их разозлить. Даже Бренда с товарками не
смела перечить им, не задевала она и Луану с Салли. И вот теперь Грейс под их
защитой.
– Что ты им сказала? – спросила Салли у Луаны,
когда они шли по направлению к камере.
– Что она теперь наша. – Луана злобно сверкнула
глазищами в сторону Грейс. Она уже велела Салли приглядывать за девчонкой.
Малышка еще такая зеленая, что может натворить дел. Луана не скупилась на тычки
и оплеухи, пока они шли по коридорам, и Грейс заплакала. Она к тому же знала,
что новый ингалятор может получить лишь завтра утром, а дышать ей было очень
тяжело.
– Мне начхать, что ты испугана, что тебе плохо… –
говорила Луана со страшной гримасой убийцы. – Ежели ты еще раз втянешь в
дерьмо Салли, я убью тебя! Не смей больше оставлять ей записок, не смей
рассказывать, кто тебя обидел… И не беги к ней жаловаться, что ты заболела или
что тебя ущипнули за жопу в столовой! Если возникнут проблемы – дуй прямиком ко
мне. Я не знаю, за что тебя сюда упекли, да и знать не желаю. Но одно могу
сказать тебе: ты угодила сюда явно не от большого ума, и ежели быстренько его
не наберешься, то сдохнешь, поняла? Шевели мозгами, ясно? А пока что делай все,
что велит тебе Салли. И если она прикажет тебе вылизать языком пол или
вычистить бровями отхожее место, ты это сделаешь, и дважды ей повторять не
придется. Тебе ясно, салага?
– Да, да… и спасибо вам… – Грейс чувствовала, что
теперь ей ничто не грозит. Салли ей это уже доказала. И отныне, если она будет
беспрекословно слушаться, они защитят ее. Им ничего от нее не надо – ни денег,
ни секса. Они просто жалели девочку, понимая, что она из другого мира.
С этого дня все переменилось. Никто не досаждал Грейс, более
того, к ней относились даже уважительно. Ее не задевали, не подсмеивались над
ней – все вели себя так, словно ее вообще не существует. И Грейс, словно
сомнамбула, брела сквозь джунгли, кишащие львами, змеями и аллигаторами.
Единственными ее подругами были Салли и Луана.
В тюрьме Грейс стала религиозной. И астма мучила ее куда
реже, чем прежде. Грейс начала заочно учиться в местном колледже, поступив к
тому же на двухгодичные курсы секретарш, надеясь, что это поможет ей потом
подыскать работу в Чикаго.
Даже Дэвид нашел в ней перемену. В очередной раз навестив
Грейс, он заметил, что на нее снизошли спокойная уверенность и странный покой.
Именно это помогло ей философски отнестись к невеселому известию, что апелляция
отклонена и ей придется отсидеть полный срок. Прошел уже год со дня вынесения
приговора, и Дэвиду невыносима была мысль о новом поражении, но Грейс выслушала
его очень спокойно. Именно она утешала его, когда он почти что рвал на себе
волосы, сокрушаясь, что снова подвел ее. Она твердила, что в этом нет его вины,
что он сделал все, что мог… А ей придется провести тут всего лишь еще год – и
все. Слова ее глубоко тронули Дэвида, но и больно ранили его. Он навещал ее все
реже – каждая встреча с ней словно обжигала его, ему было совестно перед этой
девочкой. Он все еще бредил ею. Она так красива, так чиста, так молода, столько
выстрадала за свою недолгую жизнь, и как бы ни было ему больно, но не в его
власти было что-либо изменить. Он чувствовал себя жалким, беспомощным, он
злился. Порой он спрашивал себя, что было бы, если бы дело с апелляцией
выгорело. Может, он набрался бы храбрости и заговорил с ней о любви. Но теперь
он не имел права открыться ей, а Грейс явно не подозревала о его чувствах.
Молли уже давно догадывалась о том, как обстоит дело, но
ничего ему не говорила. А вот молодая женщина-адвокат, с которой уже какое-то
время встречался Дэвид, высказалась и наговорила немало. Она сразу
почувствовала, как Дэвид на самом деле относится к Грейс. Он беспрестанно
заговаривал о ней. Его новая подруга не раз одергивала Дэвида, говоря, что это
ненормально, что у него сформировался «комплекс героя», «спасителя». Она много
чего еще ему сказала, и кое-что из сказанного ею Дэвиду больно было слышать. Но
он упорно продолжал считать, что подвел Грейс. И это чувство заставляло его
мучиться сильнее раз от разу, когда они встречались в тюрьме. В течение второго
года заключения Грейс они виделись все реже и реже. Да теперь и повода, в
сущности, уже не было. Повторной апелляции он не подавал. Он ничем больше не
мог ей помочь – мог лишь быть ее другом. А подруга его твердила, что ему пора
устраивать собственную жизнь.
