— Ее же здесь нет, не бойся, — пробормотал он, отыскивая дрожащими от вожделения губами горячие губы Роми.
Роми сжалась в комок, боясь, что растает в его объятиях раньше, чем получит ответ на этот главный и, по большому счету, единственный вопрос, который не давал ей покоя.
— Нет, Клод, я так не могу… Это… это нечестно, — запинаясь, пробормотала она, пытаясь увернуться от поцелуя.
— Ты ничего и никогда не забываешь, — хриплым от волнения голосом ответил Клод. — Сильви, рано или поздно придется жить своей жизнью. Она уже успела завести здесь сразу нескольких приятелей, хотя и скрывает это от меня… Уверен, что в попутчиках у нее не будет отбоя.
Только не это! — испуганно подумала Роми. Она никогда не желала того, чтобы ради нее мужчина разбивал жизнь другой женщины.
— Я так не могу! — прошептала она жалобно, откинув голову назад. — Не хочу, чтобы ты и она расстались из‑за меня! Я изведусь от угрызений совести.
— Роми, милая! — пробормотал Клод. — Когда‑нибудь она поймет нас. Сильви, не должна вставать между нами!
— Но она уже стоит между нами!
— Нет! Никогда не стояла, и не будет стоять! Для меня существуешь лишь ты.
Слегка наклонившись, Клод нетерпеливыми руками стал расстегивать нижние пуговки ее блузки.
— Боже, Роми! — вырвалось у него, когда ее упругие груди открылись его взору. — Как ты прекрасна! Еще прекраснее, чем я воображал себе на протяжении этих недель!
— Ты не шутишь? — У Роми мгновенно пересохло в горле от мысли, что не только она неотрывно думала все эти дни о его теле, пытаясь представить, как оно выглядит без одежды. Выходит, и он грезил о том же?
Пальцы Клода коснулись ее затвердевших сосков, лаская их, лишая девушку всякой способности к сопротивлению.
— И я вовсе никакая не красавица, не смейся надо мной, Клод!.. — прошептала Роми, чувствуя, что еще секунда, и она разрыдается от переполнявших ее противоречивых чувств.
— Мне нет нужды притворяться, милая! — Он нетерпеливо сорвал с себя мокрую рубашку и швырнул ее в сторону, затем поймал ее руки и положил их себе на грудь. — Прикоснись ко мне… Почувствуй меня…
Губы его яростно и почти жестоко впились в ее уста, и Роми, уже не в состоянии сдерживать себя, ответила на его страсть той же страстью, изо всей силы прижимая к себе его голову, желая лишь того, чтобы он целовал ее еще сильнее, еще жарче, еще неудержимее.
— Роми! Ты восхитительна! — выдохнул он хрипло, с трудом оторвавшись от ее рта. — Твои губы сладкие как мед…
— Она не сразу поняла, что его пальцы борются с ремешком ее шорт, пытаются расстегнуть молнию.
— Нет! — вскрикнула она в страхе, хватаясь за пряжку ремня, но тут же со стоном сдалась, неспособная бороться с охватившим ее огнем.
А Клод уже покрывал неистовыми поцелуями ее шею, ключицы, грудь…
— Но почему нет, Роми? — прошептал он с мольбой, лаская губами и языком ее соски.
Роми в бессилии откинула голову. О, как она мечтала об этих сладких минутах, боясь признаться себе самой, что этот мужчина за последнее время стал ей самым дорогим человеком на свете.
— Я снова набрала лишний вес! — всхлипнула она. — Ты… Ты не можешь любить меня… мое тело…
Клод снова коснулся горячими губами ее рта.
— Я обожаю твое тело… Я люблю тебя…
— Это невозможно, — вымолвила она, попытавшись отвернуться от него.
Клод заставил ее повернуться обратно.
— Мне так нравятся плавные изгибы твоего тела, округлость твоего живота… Ты восхитительна, Роми!.. Терпеть не могу худых женщин, которые выглядят как мальчики‑подростки. Ты — настоящая женщина. Твое тело создано для любви, для продолжения рода… Ты пробудила во мне желание с первой же минуты, как я увидел тебя… — Он запнулся, потом срывающимся от волнения голосом продолжил: — Я всеми силами боролся с собой, я пытался сдерживать себя… Меня слишком пугал пример отца и то, что ты — дочь Софии. Вначале я пытался убедить себя в том, что легкий флирт с тобой поможет мне решить вопрос с коттеджами, но оказалось, это не так… Я не мог уйти от тебя, я хотел слышать твой смех, видеть твою улыбку. Я восхищался тем, как ты воюешь с трудностями, не теряя при этом своей женственности, как идут тебе старые линялые джинсы и мужская рубашка. Мне все в тебе нравится, и я хочу тебя, Роми, хочу так сильно, что и выразить не могу!
— Я боюсь поверить тебе, Клод, — прошептала она, задыхаясь. — Я уже слышала такие речи и раньше, и была безжалостно обманута. Надо мной подшутили — глупо и подло подшутили…
— Я убью любого, кто посмеет причинить тебе хотя бы малейшую боль! — взревел Клод. — Помимо прочего, если хочешь знать, я проникся глубочайшим уважением к тебе. Меня восхищало, как ты трудишься, не покладая рук, как бурно и непосредственно реагируешь на неприятности, сыплющиеся на тебя со всех сторон. Ты приняла на себя долг матери, хотя формально и не обязана была это делать. Мне неудержимо хотелось защитить тебя, взять под свою опеку, быть с тобой двадцать четыре часа в сутки. Я уже никогда не смогу вычеркнуть тебя из своего сердца, выбросить из памяти. Это сильнее меня! Так позволь же мне любить тебя. Скажи «да», и я стану самым счастливым человеком на свете. Верь мне, Роми!
— Но я… — Слова застряли у нее в горле. — Я боюсь…
— Жизнь — всегда риск! — горячо прошептал Клод. — Но я обещаю, что не причиню тебе ни малейшего вреда! Ты сама видишь, как неудержимо нас влечет друг к другу при каждой встрече, нас, живущих по разные стороны баррикады. Мы должны, просто обязаны прорваться друг к другу, и теперь нам уже ничто не сможет помешать…
— Ничто не сможет помешать?.. Клод вздохнул.
— Потеряв все, что я любил: отца, родину, — я ожесточился, сердце мое словно бы окаменело. Но, вернувшись сюда, я снова ощутил желание жить. А сверх того я встретил тебя… — Он нежно улыбнулся ей. — Я вел битву, заведомо проигранную после того, как увидел тебя, упавшую из гамака. Меня захлестнула такая волна полузабытой мною нежности, что я с трудом снова взял себя в руки. Но при всякой новой встрече снова и снова терял контроль над собой, не в состоянии бороться с той силой, что неудержимо влекла меня к тебе. Я понимаю, что рискую, говоря тебе все это. Но рискни и ты в свой черед!
— Боже, Клод! — задыхаясь, проговорила она. — Неужели ты не шутишь?..
— Поцелуй меня, Роми, — потребовал он. — Ради всего святого, поцелуй!
Губы Роми сами собой раскрылись, и она припала к его горячим губам, наслаждаясь их вкусом. Поражаясь собственной дерзости, она скользнула рукой по его бедрам, ягодицам.
Она уже не сопротивлялась, когда Клод подхватил ее на руки, понес вверх по лестнице в спальню и там уложил на огромную кровать под балдахином.
Он страстно целовал ее груди, живот, бедра, бормоча: «Красавица!.. Шелковая!.. Нежная!»
