— Уж не думаешь ли ты, дорогая Роми, — чуть слышно спросил он, — что я готов подстроить для тебя дорожную аварию?
Роми осталась непоколебимой.
— А что прикажешь мне еще думать? Откуда мне знать, что ты или кто‑то другой задумали? Я не желаю никакого риска. Признайся честно, ты был бы рад увидеть, как я со всех ног удираю из твоих «владений»? Тоже мне, феодал нашелся!
Воцарилось тягостное молчание.
— Готов признаться в том, что ты создаешь мне проблемы, без которых я предпочел бы обойтись. И в том, что я обдумываю меры, с помощью которых мог бы добиться твоего отъезда, — тихо сказал он и, повернувшись спиной, двинулся в направлении почты.
На обратном пути Роми обнаружила, что дверь почтового отделения заперта и на ней висит объявление: «Закрыто по причине траура. Приносим извинения».
Сквозь оконное стекло Роми разглядела высокую статную фигуру Клода, скорбно‑сочувственное выражение его лица и бурно рыдающую пожилую женщину, которую он порывался обнять. Роми почувствовала вдруг, что еще секунда, и заревет она сама.
Господи, сколько заботы о жителях поселка проявляет этот противный тип, а с ней обращается, как с прокаженной! Как же ей доказать ему, а значит, и всем остальным, что она никому здесь не желает зла? Неужели это ей так никогда не удастся?
Она все еще в оцепенении стояла возле здания почты, когда в дверях появился Клод с печальным, осунувшимся лицом.
— Что‑нибудь случилось? — спросил он сразу же.
— Ничего… Просто я случайно заглянула в окно. Кто‑то умер?
— Да, муж Матильды Гасьон. Она здешний почтальон. Скоропостижная смерть. Инсульт. Матильда прожила с ним сорок лет душа в душу.
— Ужасно! Бедная женщина! Надеюсь, у нее есть родня?
— Целый поселок, — коротко ответил Клод. — Мы все — ее родня. А дети разъехались: кто в Париже, кто еще дальше — в Квебеке…
— Переживаешь? — с искренним сочувствием спросила Роми.
— Ее муж, Луи Гасьон, — местный гробовщик. Он организовал, похороны отца и уговорил местных жителей проводить его в последний путь. Он же отыскал меня в Штатах, и сообщил о случившемся. Без него бы я, возможно, еще долго не узнал о смерти отца. Мне больно, что он умер, так и не увидев, как родной поселок возрождается…
— Ты можешь быть таким добрым, таким чутким, Клод, — дрогнувшим голосом заметила Роми. — Вот уж не подумала бы…
— По отношению к тем, кто заслуживает моей доброты, — резко сказал он.
— Я заслуживаю! — тихо, но настойчиво сказала она. — Даже если моя мать виновна во всех бедах, обрушившихся на жителей поселка и на тебя лично, я к ним не имею отношения. Я не общалась с матерью много лет… Или ты осуждаешь меня за то, что я пытаюсь своим трудом обеспечить себе средства к существованию?
— Я осуждаю тебя за твои методы! — заявил он жестко. — За двуличность. За ложные обещания, которыми ты меня кормила.
— Я уже объясняла тебе, почему вынуждена была так поступить. К тому же это не основание для того, чтобы бить стекла в окнах или снимать колеса с мотоцикла… Впрочем, ты уже пообещал, что жизнь моя будет отныне спокойной.
Клод отрицательно покачал головой.
— Я обещал, что будет положен конец травле. Легкой жизни я тебе не гарантировал. Изменить отношение окружающих к тебе я не в силах…
Роми тяжело вздохнула.
— Тогда у меня к тебе одна просьба… Нет ли у тебя мелочи для телефона… Я хотела бы позвонить. Телефон в моем доме ведь до сих пор не работает.
— На возьми! — сказал он достав из кармана горсть монет. — Я сейчас иду в гараж, а потом… — Он помедлил и вдруг спросил: — Ты хочешь попробовать связаться с матерью?
Роми, чувствуя, как замирает у нее сердце, кивнула.
— Тогда я подожду.
— Зачем? — удивленно спросила она.
— На тот случай, если я тебе понадоблюсь. Роми густо покраснела.
— Нет, Клод, не надо. Если вендетта, как ты и говорил, прекращена, то с остальным справлюсь я сама.
С этими словами она повернулась и зашла в телефонную будку, чтобы позвонить домой.
— Папа! — закричала она с облегчением, услышав его голос на другом конце провода. — Это я, Роми! У тебя все в порядке?
— Какое там, в порядке? — срывающимся на хрип голосом ответил отец. — Я, уже больше двух недель, жду не дождусь, когда ты соизволишь сообщить о себе хоть что‑то. Ты что, совсем обо мне забыла! Мне здесь нужна кое‑какая помощь. Когда твоя матушка, наконец приедет?
Роми застыла, словно громом пораженная.
— Разве… разве она не с тобой?
— О чем ты говоришь, дочка! Если бы она появилась здесь, я это как‑нибудь да заметил бы! — раздраженно прокричал отец.
— Боже, папа, но София должна быть вместе с тобой! — задыхаясь от волнения, произнесла Роми. — Она так сказала… Она звонила мне, передавала от тебя привет…
— Разумеется, ее здесь нет. Я все это время ждал и от нее и от тебя вестей, чуть с ума не сошел от волнения. Правда, звонил какой‑то американец, спрашивал о ней.
Чувство вины захлестнуло Роми. Все это время отец, оказывается, оставался один! Она покинула его, приготовив, на какое‑то время еду, закупив продуктов, и обещала, что вскоре вернется. Конечно, есть соседи, но все же…
— Боже, папа, как ужасно! Мама сказала, чтобы я не звонила тебе, потому что она хочет вывезти тебя к морю и связываться с вами какое‑то время будет бесполезно…
— Что толку в твоих извинениях? Я перебираюсь к Джудит, соседке напротив. Я больше не могу со всем управляться сам! — сварливо произнес отец, начал о чем‑то говорить дальше, но раздались короткие сигналы, и связь оборвалась.
Роми с обреченным видом повесила трубку. Лицо ее стало серым, как пепел. Получалось, что мать, зная о ее привязанности к отцу, и о том, что Роми не оставит его надолго одного, обманула родную дочь, с которой, хотя и спустя много лет, решила наладить отношения. Все, что она сказала ей, было ложью. Все?!
Перед глазами у девушки плыли красные круги. Переступив порог телефонной будки, Роми споткнулась и, вероятнее всего, упала бы на землю, если бы ее не подхватили крепкие руки Клода.
Словно из тумана выплыло его встревоженное лицо. Его темные волосы сосульками спадали на лоб, и она вдруг поняла, что идет долгожданный дождь.
— Ее там нет? — спросил он настойчиво.
— Нет! — закричала она в истерике. — Нет! Ты доволен теперь?
— Роми, милая Роми, успокойся, — прошептал он нежно.
Роми изумленно подняла глаза, и при взгляде на его красивое мужественное лицо ей так неудержимо захотелось броситься в его утешающие объятия, прижаться к его широкой груди, что она в панике отпрянула и побежала прочь.
