Елена, жена Евгения, при этих словах супруга отставила бокал с вином и воскликнула:
– Нет, Галь, ты только послушай, что он такое говорит! На дыбе! Да если бы я знала, КУДА тебя посылают, ни за что не пустила бы!
Афанасьев пробурчал под нос что-то вроде того, что его супругу никто и не спрашивал бы, в особенности такие замечательные деятели современности, как Астарот Вельзевулович Добродеев, вице-директор Глэбб и особенно генерал Бишоп, а также сам президент ВША Нэви Буш-Оганесян-третий, у которого, как говорят, вместо мозга программируемый биогель. Ковалев захохотал. Он вообще был в прекрасном настроении, а тот бред, который только что сообщил ему его друг Афанасьев, был воспринят как забавная нелепость. Выпив еще немного водки, Ковалев вспомнил о том, что в петровском прошлом остался его начальник охраны Ковбасюк, и помрачнел. Он спросил у Евгения:
– А этот Ромовобабовский… зверь, да?
– Ромодановский, – поправил Афанасьев. – Ну, как тебе сказать? ОН был фактически правителем России, пока Петр то мотался по заграницам, то строил корабли в Воронеже и Архангельске, то уходил воевать со шведами. Понятно, что когда на тебе целая страна, причем какая!., особо добрым не будешь.
– Пойдем-ка покурим, – проговорил Ковалев.
– Идем.
Перейдя в другую комнату, Ковалев тщательно прикрыл за собою дверь и произнес:
– И ты что же, Женек, веришь всему, что наплел тебе этот Добродеев? Ведь это же полная ахинея!
– Ты знаешь, после беса Сребреника, после дыбы Ромодановского и машины времени я могу поверить во все, что угодно. Да и какой смысл этому Добродееву врать? Конечно, я – относительный дилетант, такой жучок, как он, может обвести меня вокруг пальца, но зачем в таком случае он за меня так держится? Да и тебе, Колян… Он ведь тебя даже не видел. По крайней мере, на твоей памяти нет такого знакомства. В то же время он просил меня поговорить с тобой так, как будто он тебя долго и хорошо знает. Видишь ли, я сам не понимаю, что происходит и может произойти дальше! Сильвия сейчас программирует мозги этого клона, потом мы будем забрасывать его в 1703 год, в год основания Санкт-Петербурга… и неизвестно, ЧТО из всего этого выйдет. Я бы с удовольствием отказался от повторного перемещения, но…
– Что – но?
– Если уж взялся за гуж – не говори, что не дюж, – буркнул Евгений. – Нужно ребят оттуда вытаскивать, а? Хотя, как говорит Сильвия, в лучшем случае мы встретим их после того, как они прожили в петровской России по десять лет. А это, сам понимаешь…
Ковалев прищурился и долго смотрел на Афанасьева.
– Тут такое дело, Женька, – выговорил он, – мне в самом деле несколько раз снились сны… типа того, что тут тебе травил этот Добродеев. Мне снилось и то, что моя жена, Галька, – она какая-то… не наша. Несколько раз я замечал, что она… как бы это помягче… читала мои мысли. Хотя, как ты знаешь, у меня этих мыслей всегда было не ах как много… эге. Нет, я не говорю, что верю этому Астароту Вельзевулычу на слово… Но просто я не понимаю, в чем дело… В общем, россказни этого твоего Добродеева удивительно совпадают с некоторыми моими… кошмарами, что ли. Мне снилось, что я превратился в древнеегипетскую мумию, пытался вылезти из бинтов, но они меня сжимали и не пускали… – Ковалев, не найдя в своем не таком уж обширном лексиконе нужных слов, просто сделал энергичный рубящий жест рукой и коротко, выразительно выругался. – А ты как раз говорил, что мы якобы путешествовали в Древний Египет за этим посохом Моисея, и… Я там остался, как вот сейчас Ковбасюк и этот лунный американец Буббер. Так рассказывал тебе Добродеев? Верно?
– Да, – кивнул Афанасьев. – Я понимаю, тебе нелегко поверить. А мне, думаешь, просто? Да и есть ли необходимость во все это верить? Зачем, а? Нет, Колян, если ты откажешь Добродееву и никуда не отправишься, я тебя прекрасно пойму. Зачем тебе, рискуя жизнью, из непонятных побуждений переться на три с половиной столетия назад, и для чего – для того, чтобы изгадить историю собственной страны по воле какого-то тупого имбецила, греющего задницу в президентском кресле? Правда? Зачем тебе верить в то, что твоя жена – какая-то перекроенная на человеческий лад инопланетянка? Кстати, этот Добродеев предупредил меня о том, что у твоих детей могут проявиться экстраординарные способности дионов, к роду которых якобы принадлежит Галя. Вот так вот!
– Ладно, Женек, не горячись, – выговорил Ковалев, – если честно, все это заманчиво, потому что надоела сытая жизнь. Не хватает, как говорят окончательно зажравшиеся америкашки… адреналина, что ли? Ну да. Просто и ты меня пойми. Как мне во все это верить? Жена с другой планеты, дети могут оказаться этими… экстрасенсами. Черт знает что. Конечно, у тебя после этой машины времени стало болезненное воображение. Да на твоем месте любой бы свихнулся!
– Ты хочешь сказать, что я свихнулся? – улыбнулся Афанасьев, внутренне предположив, что банкир может ведь ответить и утвердительно.
Впрочем, Колян Ковалев не успел сформулировать свое мнение по этому скользкому вопросу, потому что в дверь начали сначала стучать, а потом откровенно ломиться. Ковалев недовольно щелкнул замком, и в комнату для курения вторгся маленький сын Афанасьева. Он подпрыгнул и закричал:
– Папа, дядя Коля, идите посмотрите! Там Лешка висит!
– Ты чего, Ванька? – недовольно спросил Ковалев. – Как это – висит?
– В воздухе!
– Опять на люстре катается, что ли? Иди и скажи тете Гале, чтобы она его сняла, да и все. Я смотрю, вы совсем тут распоясались.
– Да ничего мы не распоясались, дядя Коля! А моя мама и тетя Галя сказали, чтобы я не говорил глупостей. А сами пьют вино. Между прочим, вино вредно для здоровья, как говорит наш учитель Грузовозофф, – лукаво добавил Ваня Афанасьев.
Его отец и Ковалев стали досадливо махать на него руками, но потом сдались, решив, что так проще отделаться от подрастающего поколения, и пошли вслед за мальчиком. Они поднялись на второй уровень ковалевской квартиры и остановились перед большой дверью. Ваня легонько присвистнул, и дверь плавно отъехала в сторону, повинуясь условному звуковому сигналу. Хозяин дома с досадой вошел в комнату и… застыл на пороге.
Он увидел двух своих сыновей.
Нет, в самом факте того, что отец увидел своих детей, понятно, нет ничего необычного, тем паче – шокирующего. Однако то, в каком положении нашел Николай Алексеевич Ковалев своих отпрысков, было весьма примечательно. Старший сын, десятилетний Сережа, сидел на краю дивана и громко хлопал в ладоши, выражая свое восхищение. В центре же комнаты находился младший, шестилетний Алеша. Именно на него был обращен взгляд его брата, а теперь и взгляды Вани и Евгения Афанасьевых, а также Николая Алексеевича Ковалева. Посмотреть было на что.
Алеша висел в воздухе и, смеясь, вытягивал то левую, то правую руку. Время от времени он переворачивался через голову и, смеясь, дрыгал ногами. Он висел примерно в двух метрах от пола. НИ НА ЧЕМ. Если быть точным, то он просто болтался в центре комнаты, как космонавты в своем корабле в состоянии невесомости.
