— Простите, — прервал его я, — очки, это, наверно, такая миниатюрная металлическая конструкция, в которую вставлены два кусочка оптического стекла? В таком случае, обратите внимание на свою левую ногу.
— А что там?
— Вы стоите на ваших очках.
Он подпрыгнул и стал что-то благодарственно блеять, а я все-таки свернул в коридорчик и стал спускаться по лестнице на первый этаж. Тут я наткнулся на двух типов в голубых рубашках и с черными продолговатыми жезлами в руках. Я уже знал, что так одеваются местные стражи правопорядка. У-ух!.. Не знаю, какой коварный божок из числа примыкающих к гвелльскому пантеону дернул меня шарахнуться от них, как каторжнику от пса-тиерпула, но только я попятился и, наткнувшись спиной на какую-то дверь, провалился в смежное помещение — ибо дверь распахнулась. Я рухнул в груду каких-то грязных тряпок. Их было навалено столько, что они образовывали курган высотой с меня самого. Впрочем, именно этот курган поспособствовал тому, что я не раскроил себе голову, не отбил спину и даже не ушибся. Я побарахтался, навьючил себе на голову чью-то несвежую простыню, а когда встал, то еще приложил недюжинные усилия, чтобы высвободить ноги из отверстия в чехле, который они надевают на подушку. Наволочка, что ли, называется…
Тут послышались приближающиеся шаги. Так и не выпутавшись из наволочки, я поскакал в дальний угол, где громоздился перекошенный шкаф с темной полированной поверхностью. Она на мгновение отразила мое лицо, растянув его по горизонтали, а потом я нырнул за шкаф. И — вовремя. Потому что в помещение вошли двое, но вовсе не местные стражи порядка, как я предполагал, а — хозяин отеля и с ним какой-то невысокий человек в темных брюках и светлой рубашке, с портфелем в руке. У него были очень смешные уши. Красные, сильно оттопыренные, закручивающиеся в трубочку, как будто еще в детстве над ним долго ставили опыты соответствующего профиля. Я мог прекрасно разглядеть все подробности его внешности, потому что напротив меня под острым углом стояло небольшое мутноватое зеркало, в котором вновь вошедшие немедленно и отразились. Ушастый сказал:
— А чего это ты меня сюда приволок? Кладовка… Что, сразу в номер нельзя? Белье сюда грязное сволокли… Дурдом.
— Так сейф с деньгами у меня тут. Твоя доля, Анатоль Петрович.
Лязгнула металлическая дверца, потом послышалось довольное мычание ушастого человека, носившего длинное и труднопроизносимое зиймалльское имя Анатольпетрович. Потом он же сказал:
— Что-то у тебя вид какой-то замотанный, Михалыч.
— Да так… есть немного… впрочем, ничего. Нормально.
Я слушал, затаив дыхание. Мне показалось, что сейчас я могу услышать что-то жизненно важное. Как показало время, интуиция и не думала меня обманывать. Ушастый спросил:
— Нет, все-таки какие проблемы, Михалыч? Тот еще упирался:
— Да вроде ничего. Особых — нет. А у тебя как дела идут, Анатолий Петрович?
— Недурно. Вот, решил тебя навестить, заехал в твой городок. Сегодня, так и быть, переночую здесь, в твоем клоповнике…
— Ну, так уж и клоповнике? — хохотнул Барановский. — Между прочим, Анатолий Петрович, ты тут свою долю имеешь, так что и свое имущество хаешь тоже. Что, сегодня вечерком устроим банкет за встречу, а?
— Да, можно. Ты там распорядись… ну, сам знаешь. А что это тут чинарь из центра шарится?
— Какой чинарь?
— Ну, тип из канцелярии нашего губернатора, Лапшина Антон Иваныча. Я его в Волгограде не раз видел, этого хлюста. Чиновника этого… он, кажется, из обкома. Нехорошо, Михалыч.
— А, ты про Комарова? Так он приехал насчет этого… полоумного.
— Какого полоумного?
— Да живет тут у меня один… ученый. Из центра приехал, ему через какое-то там научное общество номер одноместный забронировали, оплачивают. То есть — оплачивали, а потом финансирование прикрыли. Уже вторую неделю бесплатно живет, вот так.
Я видел, как покраснели смешно оттопыренные уши этого Анатолия Петровича, а сам он затрясся от беззвучного хохота. Не сразу, но выговорил:
— Бес…платно… вторую неделю… у тебя?! Да ты что, Михалыч попечителем неимущих стал, что ли? Науку подкармливаешь?Ай, не ожидал я от тебя такой партийной сознательности! Молодец!
— Так уж и партийная сознательность, — скривился тот. — Я бы давно этого ученого клопа отсюда выставил, да вот опасаюсь, понаедут проверяющие разные, комиссии, ревизии… Мало ли что всплыть может? Опять же — ты совладелец. Я и подумал: а пускай пока живет, не всю же жизнь он тут будет отираться, к тому же в номере он только ночует, а с утра за город уезжает. Торчит там целый день, приезжает грязный, пыльный — весь коридор загадит, пока до своего номера доберется! Козел ученый! Книжки пишет!.. Про ариков и прочее! Говорят, он даже был на Аррантидо в командировке, только я что-то с трудом верю. Арики чистоту любят, а этому и в зеркало-то на себя глядеть недосуг, ходит зачуханный. Однажды к нему в номер зашел, дверь была не заперта, так он спал прямо в обуви, сапожищи резиновые грязью облеплены, и трава к ним пристала… Вонь в комнате, как будто там пластмассу жгли, что ли…
— Н-да. Кстати, об ариках. Сдается мне, проблемы у тебя будут. Говорят, постояльцы у тебя новые — третий день живут? Арик-малолетка и с ним какой-то бугай, то ли наш, то ли этот… «бикей», гвелль то есть.
Я прижался к стене так, что стало больно лопаткам. Это про меня и про Эрккина, что ли?..
— А что, пусть живут. У них и документов-то толком нет — то есть не показали, без регистрации живут. Рожа-то у того что постарше, ух какая непростая… Ужин вот хороший заказали. Деньги у них водятся, у мелкого этого арика карточка с золотой полоской, я такие и в областном центре видел всего-то раза два. Разве в ОАЗИС ехать…
— Ага, карта! Так про ту карту я тебе вот что скажу: сегодня эти вое сначала в ЦУМе нарисовались, а потом, стало быть, в банк дернули. А банк тот частично мой, я туда бабла вбухал немерено.
— Догадываюсь…
— Ну вот, карта та — пустая! Это мне Верка-соска сказала когда сегодня я ее к себе в машину дернул, чтобы она, значит… Карта, конечно, не хилая, лимит три тысячи инфо, но только на ней пять единиц оставалось, какие он и снял сразу же, этот арик. А лицо, говорят, у него при этом было — краше в гроб кладут!
— П-правда?
— А то! Городок маленький, ничего не скроешь. Сам понимаешь, Михалыч. Ну вот, я тебе и решил подкинуть сведения эти. Чтоб ты знал и не усердствовал особенно, не кормил их всякими жаркими, антрекотами, разносолами и винами, значит. А то ведь ты как подумаешь, что с постояльцев можно побольше стрясти, мол, все равно они курса валюты не знают — то мигом прикормишь пожирнее…
— Уже прикормил, — деревянным голосом выговорил сьорд Барановский. — Я им сам два часа назад в номер отвез кучу всего… вина коллекционные, водка шведская… Мясо парное да прожаренное, с китайским соусом…
Я стиснул зубы до судороги в скулах, а ушастый Анатолий Петрович шумно хлопнул себя обеими ладонями по объемистому брюху и расхохотался, на этот раз отнюдь не беззвучно;
