Я позабыл слушать царя Урана Изотоповича и воспринял только несколько эпизодов из всей его речи, горячей, страстной, перемежающейся бессвязными восклицаниями и понятными требованиями немедленно выпить, залить горюшко. Я запомнил только то, что половину стен крепости разрушили, Храм Белого Пилигрима источен кролокротами и теперь напоминает пустые соты, очищенные от меда и воска, а небо над столицей контролируется гаппонковскими люфтваффе, мерзкими змееящерами разного калибра, но одинаковой свирепости и кровожадности. Именно этих чудищ, а вовсе не пресловутых Боевых кролокротов, больше всего испугался царь-батюшка. Говоря о них, он едва не ронял свою рюмку. Рюмка прыгала в трясущихся пальцах и норовила расплескаться и выскользнуть. Царь рассказывал… Змееящеры снижались на бреющем полете и, подхватывая с земли одного или сразу двух защитников города кольцами своего удавообразного хвоста, снова взмывали в воздух. Несчастная жертва удушалась уже в полете, и никогда, никогда не забыть царю и его первому министру Дмитрию Ивановичу, как с неба ПАДАЛИ, как град небесный, мертвые, посиневшие от удушья солдаты… Черт побери! Этот Гаппонк Седьмой с его уродами оказался еще большим изувером, чем можно было предположить, исходя из содержания нашей встречи. Крепко он перепугал отнюдь не робкого самодержца. Да и меры психического воздействия тут НА ВЫСОТЕ… На высоте полета этих перепончатокрылых мерзостей!
Никто не решался проронить и слова. Царь давно уже умолк, а все продолжали сидеть, стараясь не глядеть друг на друга. У Чертовой дергался рот. Даже благообразное лицо лесника Леонида как-то осунулось, брови повисли, а ноздри отяжелели и раздулись, словно от простуды. Наконец заговорил старик Волох. Он сказал:
— Тяжелые испытания грядут, братья и сестры. Только всем миром можем справиться с погибелью, насланной Гаппонком Седьмым. Могущественны силы его магии, сильны и кровожадны его слуги, и вездесущность их не может не ужасать. (В этот момент он напомнил мне этакого одряхлевшего Тараса Бульбу, произносящего речь перед советом куренных атаманов в Запорожской Сечи: дескать, есть еще порох в пороховницах, честны панове козаци!) Но мы можем ответить на этот вызов.
— Все прохрессивные силы моих товарищчей… мням-мням… будут брошены на борьбу с Гаппонком, — сказал хозяин дома.
— У нас тоже найдется чем ответить, — сказала Чертова и выразительно посмотрела на меня, — к тому же мы можем сформировать ополчение. Мифополоса никогда не была единой, но теперь мы должны сплотиться перед…
— …перед лицом общего врага!!! — пискнула Дюжина. А царевна Лантаноида сказала:
— Предлагаю выехать во второй после столицы город нашего государства, Синеморск.
— Как-как? — переспросил Макар Телятников. — Сине-мор?.. А там нет пригородов Хмелевки, Бухалова и мемориального комплекса Наливайко-не-Жалей?
На него глянули свирепо. Веселость была явно неуместной, более того, она была просто возмутительной. Впрочем, ограничились легким внушением и перешли к обсуждению регламента. Чертова произнесла:
— Немедленно нужно уведомить Трилогия Горыныча.
— Он уже знает, — быстро ответил царь. — Я успел воспользоваться телеграфом и уведомил его о том, что происходит в столице. Скоро он должен быть здесь, и тогда с его помощью мы отправимся в Синеморск. Уже там, в городе, приступим к формированию добровольной армии и народного ополчения. Не верю, что мой народ покинет в беде своего государя!
Свеженькое личико сыщицы Дюжиной раскраснелось. Она воскликнула, даже перестав шепелявить:
— Лично я берусь рекрутировать весь личный состав чертей из трех омутов, в которых сильно влияние моей родни!
— Возможно привлечь иноплеменных наемников, — сказала Чертова. — Из немецких и иных инородных земель Мифополосы. Не очень-то мы с ними дружим, но Гаппонк равно враг всем нам!..
Все вдруг страшно развеселились (насколько вообще можно говорить о веселье в такой незавидной ситуации). Дмитрий Иванович огладил свою модную синюю бороду и сказал:
— А я берусь поднять силы науки. Есть в моем распоряжении…
— А я!.. — вскочила царевна, но тут же была перебита собственным родителем, который закричал:
— Бросим все силы против ненавистного губителя и завоевателя! Костьми ляжем, но не позволим!.. Ибо силен я и имею большие связи, и мои друзья из дружественных земель придут на помощь, если сами не хотят попасть под пяту коварного Гаппонка! («Буль-буль», — сказала водка, лиясь в глотку разгорячившегося самодержца.) Мой союзник, бабрбульонский герцог Шлиппершахт… Шапперлахт!..
— Ух! Ну и имечко, — сказал Макарка, с любопытством глядя на царя, силящегося выговорить имя своего потенциального союзника в борьбе с коварным магом Гаппонком. — Напоминает одну милую историю. Один наш университетский однокурсник по прозвищу Суворик сдавал экзамен по зарубежке. Ну, зарубежной литературе. А он обкурен. Недурно так обкурен, в самый раз для экзамена. Берет билет, а там вопросик красуется: «Творчество Гёльдерлина». Такой немецкий писатель. Так ему, верно, недостаточно, что его самого черт-те как зовут, так он еще и книжки пишет: «Гиперион», «Смерть Эмпедокла»… попробуй выговори! Суворик как зарядит: «Творчество Гль… Гельден… дер… блина!» Преподавательница: «Так. Понятно. Бери следующий билет». Он берет. А там, знаете ли, красуется такой писатель по фамилии Гриммельсгаузен. Так писателю мало, что он сам Гриммельсгаузен, так он еще написал роман «Симплициссимус»! У Суворика язык начинает цепляться за десны, как он эту чушь пытается выговорить!.. Препод: «Ладно. Третий билет бери». Он берет. Там Жорж Санд, которую он позорно назвал Джордж Санд и еще полагал при этом, что это мужик! Вот такие имена… А вы говорите — Шапперлахт!
Дальнейшие возможные рассуждения Макарки были загублены появлением у сторожки нашего старого трехголового знакомца. Трилогий Горыныч опустился прямо на грядки с помидорами и перцем и, особенно не чинясь, сунул центральную голову в трубу дымохода и заговорил. От его дыхания из камина лесника повалил дым, а все гости и хозяин принялись чихать и кашлять. Печь-чревовещательница возвестила голосом Цицерона Горыныча:
— Вот и я. Собственно, мой прилет был поставлен под вопрос нападением этих возмутительных созданий Гаппонка. Пришлось применить мускульную силу. Троим я сломал хребты ударами хвоста, но еще четверо успели вцепиться в лапы и крылья, а у Спинозы Горыныча прокусили шею.
— Потому мы нуждаемся в медицинской помощи, — послышался в отдалении задыхающийся голосок Спинозы Горыныча. — Ибо сказано в трактате «Море Небухим»…
Макарка Телятников закатился от смеха. Кому-кому море?.. Спиноза Горыныч принялся объяснять, что «Море Небухим» — в переводе «Учитель заблудших», сочинение великого мудреца раннего Средневековья
[15]
… Легко догадаться, что фрондирующую голову никто не слушал. Трилогию Горынычу удалось залезть в пристроенный к основному корпусу лесничества флигель, и уже тут, под крышей, начал составляться и утверждаться гениальный план тотальной войны со злобным, коварным магом Гаппонком Седьмым, повелителем Боевых кролокротов и змееящеров, юным мичуринцем.
