При приближении грузовика он обернулся, увидел свет единственной фары и с дикими воплями бросился бежать, потом покатился под откос и скрылся в придорожных кустах. Кто-то из путешественников еще успел заметить, как сверкнули из зелени дико выкаченные глаза, и «КамАЗ» пролетел мимо.
— Ты видел выражение его лица, когда он убегал от нашего грузовика? — спросил сидящий за рулем Пелисье у своего соседа, Афанасьева.
— Да уж. Наверное, приблизительно с той же миной убегал сэр Чарльз Баскервиль, когда за его спиной появилось черное исчадие ада, чудовище со светящимися глазами и огненной пастью, — заметил Женя. — Собака Баскервилей.
— Вот именно… чудовище.
Оба переглянулись. Сумасшедшая мысль, смутная догадка начала угрюмо вызревать в их мозгах. Неужели?.. Неужели?!
По мере того как грузовик приближался к городу, брошенных машин оказывалось все больше. На крыше салона изуродованной «копейки» плясало несколько молодых людей, издававших радостные воинственные вопли. Когда «КамАЗ» проезжал мимо, их как ветром сдуло: они бросились в лесополосу и скрылись из виду.
— Опять, — уронил Афанасьев. — Так… кажется, я знаю, какую шутку сыграл с нами любезный господин Лориер, он же Люцифер.
Розовое, подрумяненное утро вкатилось в Саратов. Одновременно с утром в город вкатился грузовик, ведомый угрюмым Пелисье. Странные звуки наполняли просыпающиеся городские кварталы…
— У меня в Саратове есть один знакомый, прекрасный человек, интеллигент. Если он не сумеет ответить на мой вопрос, то нам уже никто не ответит, — сказал Женя Афанасьев.
— Надеюсь, он не такой прекрасный человек и интеллигент, как вон те двое? — спросил Пелисье и кивнул на двух собачников, которые, верно, вышли в придорожный парк выгуливать своих четвероногих питомцев.
Собачники были одеты в стариковские брючки и синенькие рубашки, в очках и шляпах. Однако эти мирные характеристики вчистую перекрывались той позой, в которой находились оба дедули: они стояли на четвереньках друг против друга и рычали, оскалив не бог весть какие зубы. Их псы вели себя гораздо культурнее и миролюбивее хозяев и смотрели на тех, кажется, с недоумением. Дескать, что вытворяете, хозяева-баре?
— А тот? — раздался голос Альдаира, и все увидели, что близ троллейбуса, уронившего «рога», стоит ремонтник и колотит монтировкой по фаре единицы общественного транспорта. При этом из его широкой груди вырывается какой-то воинственный рев, из которого только при большом желании можно было вычленить кое-какие слова. Альдаир, заметивший победителя троллейбусов первым, проговорил:
— Кажется, я понял, что он говорит. Он кричит, что ему удалось… ВЫКОЛОТЬ ГЛАЗ ЧУДОВИЩУ. Неведомому рогатому чудовищу с железными боками.
— Черрт!.. — простонал Женя. — Вот этого я и боялся. Не надо ни к кому ехать. Все ясно. Останови машину.
Пелисье послушно тормознул. Афанасьев вышел из кабины и предложил своим спутникам из числа тех, что не уместились в кабину, вылезать из фуры. Последним появился Вотан Борович. Он мрачно скрестил руки на груди. Потом разлепил губы и изрек:
— Я чувствую запахи молодости. Тут пахнет так, как бывало, когда я еще был молод. Мир тоже помолодел.
Васягин огляделся по сторонам и сказал:
— Да ничего не изменилось. Ничего не помолодело. Мне приходилось бывать в Саратове в командировке. По обмену опытом с саратовской милицией. Так ничего тут не изменилось. Там Театральная площадь, там — областное правительство. Вон, видите, стоит памятник Ленину, а там, за площадью, за сквером, — театр имени этого… как его… Чернышевского. И запахи точно такие же. Какие тут могут быть ароматы? Там неподалеку местный Вечный огонь коптит.
— Ты не понял…
— А что я не понял? Если ты о тех двух типах, что лают друг на друга, то они, наверное, с утра похмелились, да так, что опомниться не могут. В трезвяк их, и дело с концом, а того детину, что троллейбус ломал, — за порчу имущества и хулиганство…
— Ничего-то ты не понял, человек, — прервал его Вотан Борович. — Эти люди… они стали такими, как пять или шесть тысяч лет назад, по вашему счету.
— Н-недопонял…
— А что тут недопонимать? — осведомился Афанасьев. — Нет, я все-таки дойду до своего друга. Еще раз проверю. Если подтвердится, то… В общем, кто со мной.
— Я, — вызвался Пелисье.
— Идем. Вы пока подождите здесь. Я… это… через пять минут. Он в том доме живет. Что носом клюете? Ну? Подъем! С добрым утром!
4
Афанасьев отсутствовал не пять, а все десять или даже пятнадцать минут. Вернулся он с таким веселым лицом, что все подумали: тревоги беспочвенны, все в порядке! Еще веселее был Пелисье. Он ухмылялся и время от времени тыкал пальцем в свои заплетающиеся ноги, при этом испуская булькающий смех.
Оба были пьяны. Оставалось только понять, как у них хватило времени и, главное, желания налакаться столь основательно.
— В-весело живем, братва! — воскликнул Женя, а Пелисье навернулся через бордюр и растянулся на травяном газоне. — Теперь даже Вася Васягин станет светочем познания!!!
Васягин выкатил грудь. Ему явно польстили слова Афанасьева, хотя смысл, в них вложенный, был прямо противоположен тому, что извлек из них сам сержант.
— В общем, приходим мы в гости. Антон Анатольевич — интеллигент, к которому мы, собственно, и шли, — был дома. Ох, лучше бы он вышел за хлебом!.. Впрочем, какой там хлеб. Ы-ым-мм!.. Я как на него посмотрел, так мне сразу и дурно стало. В общем, всяким я его видал, но чтобы таким!..
— А меня еще отправили в психушку, — обиженно сказал Пелисье заплетающимся языком, — а этот Антон Анатольевич оказался сущим дикарем. Когда мы пришли, он охотился на ревущий пылесос!.. Ох, что там было!.. Еле сбежали. Дикарь, полный дикарь! Хорошо, у него в прихожей стояла литровая бутылка… О-ох!!
И Пелисье сел на землю и заплакал, а потом принялся смеяться и икать вперемежку. Это была форменная истерика.
— Теперь мне понятно, что сделали мы… с помощью этих Ключей, — пробормотал Женя. — Недаром Лориер намекал… Он… он говори-и-ил!.. Молодой мир… обретение Всевластия…
— Но что? Что?
— А очень… очень просто! Не знаю, как это произошло, но все человечество сейчас отброшено в своем развитии на тысячелетия назад! И-ык!.. Понятно, почему были брошены машины на шоссе. Потому что люди, те, что ими управляли… вдруг обнаруживали себя в утробе какого-то диковинного страшилища — автомобиля! У людей — пещерные представления о жизни! Тот ремонтник, что колотил монтировкой по троллейбусу и выбил фару, — он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО думал, что перед ним огромное железное рогатое чудище! В-вот… вот так!!
Все молчали. Потом заговорил Вотан:
— Ты верно сказал, человек. Я чувствую то же. Во времена моей молодости люди были такими, какими они стали сейчас.
