Долго обсуждали, устраивать ли бал: Наталья настаивала на
том, что во время войны подобные празднества неуместны. К счастью для
Константина, дело взяла в свои руки старая графиня. Бал решено было дать в
июне, после выпуска Зои из Смольного, — хоть, может быть, не такой пышный,
как в мирное время.
— Что слышно о государе? — спросил
Константин. — Что говорит Мари?
— Сейчас он приехал с фронта, но, кажется, скоро
собирается назад, в Ставку.
— Да, я знаю. Я видел его на прошлой неделе. Он в
добром здравии?
В этих словах сквозила озабоченность, не укрывшаяся от
домашних, и в первую очередь от Николая.
Он знал, что и до отца наверняка доходят слухи о том, что
царь сильно сдал в последние несколько месяцев и едва несет тяжкое бремя войны.
Поговаривали даже о полном упадке сил, что вызывало острую жалость у всех, кто
любил этого доброго и такого внимательного ко всем человека, а Константин
принадлежал к числу его ближайших друзей. Они были товарищами детских игр — как
теперь их дочери Зоя и Мари, царь крестил его первенца, тоже названного
Николаем.
Узы крепкой дружбы связывали и их отцов. Николай и
Константин любили подшучивать друг над другом — ведь оба женились на немках.
Впрочем, Алике была крепче Натальи телом и духом и умела в нужный момент —
когда заболевали дети или нужно было работать в Красном Кресте — собраться, что
было совершенно недоступно Наталье. Старая графиня в свое время была очень
огорчена тем, что ее сын не взял в жены русскую женщину. А то обстоятельство,
что гессенская принцесса Алиса стала царю верной и любящей женой, не утешало.
— А каким ветром тебя занесло в отчий дом? —
спросил Константин, с улыбкой оборачиваясь к сыну.
Он гордился им и даже не думал скрывать, что доволен тем,
что Преображенский полк — не в действующей армии. Ему совсем не хотелось, чтобы
его единственного сына сразила германская пуля. Русская армия несла большие
потери — и в 1914 году под Танненбергом, и во время отступления по ледяным
галицийским полям, — и Константин радовался, что пока опасность не
угрожает Николаю.
— Мне хотелось кое о чем поговорить с тобой,
папа, — ответил Николай. — После обеда, если разрешишь. Так, пустяки.
Голос его звучал спокойно и уверенно, но Наталья взглянула
на сына с нескрываемой тревогой. Ей уже было известно, что у Николая роман с
балериной, и мать готовилась стоять насмерть, если бы он сообщил о своем
намерении жениться на ней. «Пустяки»? Старая графиня, устремив на внука
проницательный взгляд, по лицу его поняла, что речь у него с отцом пойдет
далеко не о пустяках. Если уж он, вопреки обыкновению, бросил товарищей и решил
провести вечер в кругу домашних, значит, он чем-то всерьез озабочен. Николай
засмеялся:
— По правде сказать, я приехал убедиться, что наш
сорванец оставил свои проказы. — Он посмотрел на сестру, а та вспыхнула от
досады.
— Я уже большая, Николай! Какие там «проказы»?! —
Она презрительно фыркнула и занялась десертом.
— Да неужели? Что-то не верится, — расхохотался
Николай. — А кто это четверть часа назад летел по ступенькам как угорелый,
раздеваясь на ходу? Кто, как водится, опоздал к обеду? Кто сидит за столом
этаким Степкой-растрепкой, словно причесывается не гребешком, а
вилами?.. — Он собрался было, продолжить свою речь, но Зоя швырнула в него
салфеткой.
— Константин, прошу тебя вмешаться! — слабым
голосом, умоляюще произнесла Наталья. — Заставь их утихомириться, мои
нервы не выдерживают этого.
— Милые бранятся — только тешатся, — мудро
заметила старая графиня. — Они не знают, как еще выразить свою любовь, вот
и шпыняют друг друга. Возраст такой. Мои дети в их годы тоже драли друг друга
за волосы и кидались башмаками. Помнишь, Костя?
Он засмеялся:
— Да уж, я тоже не отличался примерным
поведением. — С любовью посмотрев на жену, он обвел нежным взглядом
сидевшую за столом семью, потом поднялся, сделал легкий общий поклон и повел
сына в маленькую гостиную, примыкавшую к столовой, — там они могли
поговорить без помех. Как и Наталья, он очень боялся, что Николай сейчас
сообщит ему о своем намерении жениться на неровне — танцовщице из балета.
Усевшись у горящего камина, Николай, вынув из кармана
изящный золотой портсигар, предложил отцу папиросу. Эта вещица, несомненно,
сделанная по эскизу великого Фаберже — золото двух оттенков и сапфировая кнопка
замка, — привлекла внимание Константина.
— Дар любви? — Он тоже слышал об увлечении сына
хорошенькой балериной.
— Да нет, приятель преподнес.
— Примерно этого мы с мамой и опасаемся, —
усмехнулся Константин.
Оба засмеялись, но потом Николай слегка нахмурился. Он был
не по годам осмотрителен и обладал, помимо мужественной красоты, острым и
пытливым умом. Да, таким сыном можно было гордиться.
— Не беспокойся, отец, и не верь сплетням. Это так…
маленькая интрижка. Обещаю, серьезных последствий не будет.
— Вот и славно. А что же в таком случае привело тебя
сегодня к нам?
Николай отвел глаза от языков пламени за каминной решеткой и
посмотрел на отца.
— Нечто гораздо более важное. Я постоянно слышу очень
неприятные вещи о государе. Говорят, что он смертельно утомлен, что он болен,
что он не может больше оставаться верховным главнокомандующим.
До тебя, отец, тоже наверняка доходили эти толки.
— Да. — Константин медленно склонил голову. —
Доходили. И все же я надеюсь на лучшее.
— Вчера в гостях я познакомился с французским послом
Морисом Палеологом. Он нарисовал крайне безрадостную картину. Перебои с
продовольствием и топливом — очень грозный признак, а мы отмахиваемся от него.
Напряжение на фронте достигло предела. Мы послали в окопы шесть миллионов
человек, а как справиться со смутой здесь, в тылу? Он опасается, что все может
рухнуть — и Россия, и престол… И вообще все. Что ты думаешь об этом, папа? Как
по-твоему — он прав?
Константин надолго погрузился в молчание, а потом покачал
головой:
— Нет, не прав. Конечно, мы переживаем момент
критический, и государь отдает себе в этом отчет. Но не забывай, что речь идет
о России, а не о каком-нибудь карликовом королевстве. Мы, русские, поразительно
сильны и выносливы. Что бы ни обрушивалось на страну извне, что бы ни точило ее
изнутри, она все вынесет. Она не рухнет. Никогда. — Константин говорил с
глубоко выношенной верой, и его убежденность передалась сыну.
— Завтра собирается Дума. Интересно, как это повлияет
на ход событий.
— Никак не повлияет. Россия всегда была и будет.
Да ты и сам это знаешь. — Он с любовью взглянул на
сына, и Николаю стало легче.
— Конечно, знаю. Но мне надо было услышать это от тебя.
— Что ж, сомнения порой мучают каждого из нас.
