К середине июля город немного отогрелся, но по-прежнему
голодал. Зоя ужаснулась, когда услышала от князя Марковского, что они с Еленой
ловят в парке голубей и едят их. Он утверждал, что голуби удивительно вкусные,
и предложил принести голубиного мяса и им, но Зоя отказалась; ей становилось
дурно от одной мысли об этом.
А два дня спустя, когда она начала сомневаться в том, что
война когда-нибудь кончится, вновь, словно мечта или видение, появился Клейтон.
Зоя от радости чуть не лишилась чувств. Это было накануне Дня взятия Бастилии,
и они вместе ходили смотреть парад от Триумфальной арки до площади Согласия;
мундиры солдат и офицеров переливались под ярким солнцем: шли альпийский корпус
в беретах и черных мундирах, английские солдаты лейб-гвардии, итальянские
берсальеры в шляпах с перьями, даже антибольшевистский полк казаков в меховых
шапках; но в тот день Зоя смотрела только на Клейтона.
Они снова пришли в особняк на рю де Варенн, как и прежде,
сгорая от любви, но в полночь раздался громкий стук в дверь. Военная полиция
поднимала всех, отпуска аннулировались — немецкие войска перешли в наступление.
Немцы находились всего в пятидесяти милях от города, и союзникам предстояло
остановить их.
— Но ты не можешь уехать сейчас… — всхлипнула Зоя.
Несмотря на все старания быть стойкой, она плакала навзрыд. — Ты ведь
только что приехал!
Клейтон появился лишь сегодня утром, и после шести месяцев
разлуки она не могла пережить столь скорого отъезда. Но выбора не было. Капитан
должен был через полчаса явиться в штаб военного комиссариата на улицу Святой
Анны. У него едва хватило времени, чтобы отвезти Зою домой. Зоя совершенно
отчаялась, они так мало пробыли вместе перед его возвращением на фронт, он
снова будет рисковать своей жизнью. И точно маленький брошенный ребенок, в ту
ночь она долго сидела в гостиной и плакала, и даже бабушка была не в силах
утешить ее.
Но слезы, пролитые по Клейтону, были ничто в сравнении со
слезами, которые она проливала спустя несколько дней. Двадцатого июля в
квартире появился печальный князь Владимир с номером русской газеты «Известия».
Открыв дверь, Зоя тотчас поняла, что произошло нечто ужасное, и ее мучили
мрачные предчувствия, когда она впустила князя и прошла с ним в спальню к
бабушке.
Князь заплакал, протянув графине газету. В этот момент он
выглядел как несчастный обиженный ребенок, седые его волосы были почти такого
же цвета, как лицо, и он вновь и вновь повторял одно и то же:
— ..Они убили его, о боже… они убили его…
Узнав об ужасном известии, он поспешил к Юсуповым: от них
нельзя было скрыть происшедшего, ведь они были родственниками Романовых.
— Как вас прикажете понимать? — Евгения Петровна с
ужасом посмотрела на князя и приподнялась с кресла, пробежав глазами заметку в
газете, где говорилось, что 16 июня царь Николай был расстрелян.
Там же было сказано, что его семью перевезли в безопасное
место. «Перевезли куда? — хотелось крикнуть Зое. — Где моя любимая
Машка?.. Где они?..» И, как будто понимая, что произошло, Сава начала тихонько
скулить, а трое русских сидели и плакали по человеку, который был их отцом, их
царем… и вдобавок горячо любимым родственником.
В комнате еще долго раздавались скорбные звуки, и наконец
князь Владимир встал и подошел к окну с опущенной головой и с невыносимой
тяжестью на сердце. По всему свету будут плакать русские люди, которые любили
своего императора, даже крестьяне, во имя которых совершилась эта страшная
революция.
— Какой ужасный, ужасный день, — тихо сказал
князь. — Упокой его душу, господи, — прошептал он и обернулся к
женщинам. Евгения Петровна сидела совершенно раздавленная страшным известием, а
лицо Зои покрывала мертвенная бледность. Единственным ярким пятном на ее лице
были блестящие зеленые глаза с веками, покрасневшими от слез, которые до сих
пор текли у нее по щекам. В ее голове вихрем проносились сцены прощания в
Царском Селе, когда император поцеловал ее и сказал, что будет молиться о ней.
«Я люблю тебя, дядя Ники», — отзывались эхом у нее в голове собственные
слова… а потом он сказал ей, что тоже любит ее. И вот теперь он мертв. Канул в
небытие. А другие?.. Она снова перечитала заметку в «Известиях»: «Семью
перевезли в безопасное место».
Глава 24
Июль был сплошным кошмаром. Известие, что царь Николай убит,
давило их невыносимым грузом.
Казалось, печаль их никогда не рассеется. По всему Парижу
русские были погружены в скорбь, а война тем временем подходила все ближе.
Зоя была приглашена на свадьбу к знакомой балерине. Ее звали
Ольга Хохлова, несколько дней тому назад она венчалась с художником Пабло
Пикассо в соборе Александра Невского, однако Зоя не испытывала никакого желания
развлекаться. Она носила оставшиеся у нее черные платья и была в глубоком
трауре по своему августейшему родственнику.
В августе телеграфировал Дягилев, предлагая присоединиться к
труппе на гастролях в Лондоне, но Зоя по-прежнему не могла оставить бабушку, да
и видеть никого не хотела. Она с трудом заставляла себя ходить на репетиции,
чтобы было на что жить.
А в сентябре союзники снова перешли в наступление, и через
несколько недель немцы готовы были подписать мирное соглашение. Но от Клейтона
не было никаких вестей. Зоя боялась даже думать о возлюбленном: ведь если бы с
ним что-то случилось, она бы не пережила несчастья. Творилось что-то
невероятное. Дядя Ники был мертв. Его прощальные слова снова и снова звучали у
нее в голове. Она написала Маше три письма с тех пор, как услышала это ужасное
известие, но ответа до сих пор не было. Неясно было, где теперь доктор Боткин:
если семья убитого императора переехала, как говорилось в газете, то
неизвестно, как долго будут идти письма.
Но вот после бесконечного октября с полным отсутствием
вестей от тех, кого Зоя ждала и любила, наступил наконец ноябрь, который принес
долгожданный мир.
Эта новость застала Евгению Петровну и Зою дома: с улицы
слышались громкие крики, возгласы восторга, поздравления, звон колоколов,
канонада. Война кончилась. Весь мир содрогался в конвульсиях от кровопролития,
и вот оно завершилось. Мировая война осталась в прошлом.
Зоя молча налила бабушке чаю и потом, подойдя к окну, долго
наблюдала за ликованием на улицах. Повсюду были войска союзников: американцы,
англичане, итальянцы, французы, но она не знала главного — жив ли Клейтон. Она
обернулась и посмотрела на Евгению Петровну, которая за эту осень сильно сдала:
у нее возобновился кашель, мучивший ее еще прошлой зимой, и у нее так болели
колени, что она больше не могла выходить из квартиры.
— Теперь все изменится к лучшему, Зоя, — тихо
сказала графиня и закашлялась. Она-то хорошо понимала, о чем думает внучка. От
Клейтона не было вестей с тех самых пор, как он покинул Париж ночью в День
взятия Бастилии. — Он вернется к тебе, девочка. Верь и жди. Наберись
терпения. — Она улыбнулась Зое, но в Зоиных глазах не было радости. Она
потеряла слишком много. Слишком многих оплакивала.
