— Я счастлива.
— Ну и хорошо. Я побегу. Спасибо за цветы.
— Всегда пожалуйста.
— До завтра, Эм. Очередная консультация по свадьбе Симан.
— У меня записано. Они хотят обойти сады, чтобы определиться со своими пожеланиями к следующему апрелю. Я наполню пару вазонов гортензиями «Никко блю» из оранжереи. Они пышные и наверняка понравятся. И я приберегла еще парочку сюрпризов, — добавила Эмма, провожая Паркер до двери.
— Как всегда. Желаю хорошо провести вечер.
— Я постараюсь.
Эмма прижалась спиной к закрытой двери. Можно одурачить себя, можно одурачить Джека, но ей никогда не удавалось одурачить Паркер. «Разумеется, я люблю Джека, возможно, уже много лег, и просто убедила себя в том, что это похоть. И похоть-то в данном случае ужасна, но любовь? Смертельна».
Эмма точно знала, чего ждет от любви, она хотела любить всем сердцем, душой и телом, она хотела любить вечно. Она хотела любить день за днем, ночь за ночью, год за годом. Она хотела дом, семью, споры и примирения, взаимную поддержку, секс — все. Она всегда знала, чего хочет от партнера, любовника, отца своих детей.
Но почему Джек? Почему, когда она наконец почувствовала то, о чем мечтала всю жизнь, это случилось с мужчиной, которого она так хорошо знает? Она знает, что он больше всего ценит свою свободу, свое личное пространство и что считает брак заранее проигранным сражением.
Она все это знала и все равно влюбилась. А если бы Джек узнал или догадался о ее чувствах? Как бы он отреагировал? Пришел бы в ужас? Нет, вряд ли. Он встревожился бы, стал бы ее жалеть… что еще хуже. И осторожно, вежливо отступил бы. Какое унижение!
Только незачем ему знать. Она этого не допустит, а следовательно, никаких проблем. Она управляется с мужчинами так же ловко, как с цветами. Прежде, если отношения начинали причинять боль вместо удовольствия, именно она всегда умела первой прекратить их и двигаться дальше.
Горло пересохло и даже слегка саднило. Эмма оттолкнулась от двери, прошла в кухню, чтобы выпить воды. Ничего, и на этот раз она справится и, когда придет время, сможет пойти дальше. Зачем мучить себя, пока они еще вместе?
Или… заставить Джека влюбиться? Если она может удержать мужчину от влюбленности или, наоборот, помочь ему разлюбить ее в том случае, если он вдруг решил, что влюблен… то неужели она не сможет сделать так, что мужчина ее полюбит?
— Стоп, я совсем запуталась! — пробормотала Эмма. Она сделала глубокий вдох, отпила воды. — Если я заставлю его влюбиться в меня, будет ли это настоящим чувством? Боже, я больше не могу об этом думать. Я иду на вернисаж. Все. Точка.
Услышав стук в дверь, она вздохнула с облегчением. Появилась причина перестать думать и волноваться. Они поедут на вернисаж. Они будут наслаждаться друг другом. И пусть все идет своим чередом.
12
Даже удовлетворению нелегко вытеснить волнение, поняла Эмма, когда, открыв Джеку дверь, увидела в его глазах восхищение, коего и добивалась.
— Я потрясен, — сказал он. — Мне необходим момент тишины, чтобы собраться с мыслями и выразить благодарность.
Эмма улыбнулась ему медленно, соблазнительно.
— Выслушаю с удовольствием. Хочешь зайти?
Джек переступил порог, глядя ей в глаза, провел кончиками пальцев по ее плечам.
— Я как раз думал о том, как войду и заставлю тебя забыть о выставке.
— О нет. — Эмма слегка оттолкнула его, вручила ему шаль и повернулась спиной, чтобы он накинул шаль ей на плечи. — Ты обещал мне странные картины, паршивое вино и непропеченные канапе.
— И все же мы могли бы войти. — Джек наклонился, провел губами по ее шее. — Я нарисую эротические картинки, мы будем пить хорошее вино и закажем пиццу.
— Богатый выбор, — сказала Эмма, когда они уже шли к его машине. — Художественная выставка сейчас, эротические картинки позже.
— Как скажешь. — Прежде чем открыть дверцу, Джек притянул Эмму к себе и пылко поцеловал. — Мне нравится, как ты выглядишь, то есть ты выглядишь потрясающе.
— Так и было задумано. — Она провела ладонью по темно-серому свитеру, который он надел под кожаную куртку. — А мне нравится, как выглядишь ты, Джек.
— Раз уж мы так хорошо выглядим, думаю, надо дать возможность и другим полюбоваться. — Сев за руль, Джек непринужденно улыбнулся. — Как прошли выходные?
— Без единой свободной минутки, как и предполагалось. И успешно, поскольку Паркер уговорила субботних клиентов заказать шатры и, когда пошел дождь, никто не промок. К тому же мы собрали все свечи, что у нас были, и мой неприкосновенный запас цветов, и, пока дождь барабанил по крышам, гости наслаждались мягким светом и чудесными ароматами. Получилось очень мило.
— Я все размышлял, как вы выйдете из положения. Я в субботу днем был на новой стройплощадке, и у нас не получилось. Я имею в виду остаться сухими.
— А я люблю весенние дожди. Их звуки, их ароматы. Не все невесты со мной согласились бы, но субботняя была счастлива. А как прошел Покерный Вечер?
Джек нахмурился, упрямо глядя в темноту, прорезанную светом фар его машины.
— Не хочу об этом говорить.
Эмма расхохоталась.
— Я слышала, что Картер вас обчистил.
— Парень задурил нам головы своим «Я неважный игрок» и открытым честным лицом. Он шулер.
— О да, Картер настоящий шулер.
— Ты не играла с ним в карты. Поверь мне.
— А ты просто жалкий неудачник.
— К сожалению, и это правда.
Веселясь от души, Эмма откинулась на спинку сиденья.
— Итак, расскажи мне немного об этой художнице.
— А… да, наверное, надо это сделать. — Джек умолк, забарабанил пальцами по рулю. — Подруга клиента. Кажется, я упоминал.
— Упоминал. — Вообще-то Эмма имела в виду картины, но уловила в его тоне достаточно, чтобы уточнить:
— И твоя подруга?
— Вроде того. Мы встречались пару раз. Несколько раз. Да, возможно, несколько.
— Понимаю. — Несмотря на вспыхнувший интерес, Эмме удалось сохранить непринужденный тон. — Значит, она твоя бывшая.
— Не совсем. Мы не… Ну, мы встречались несколько недель. Больше года тому назад. Даже ближе к двум. Просто мимолетный роман. Было и прошло.
Его смущение показалось Эмме занятным и очень милым.
— Джек, если тебе кажется, что ты ступил на зыбкую почву, успокойся. Я подозревала, что ты спал с другими женщинами.
— Это правда. Спал. И Келли — одна из них. Она… э… интересная.
— И артистичная.
Уголки его губ дернулись.
— Сама увидишь.
