Семенов сделал впопыхах слишком большой глоток и обжегся.
– Я доложу, когда придет Владимир Григорьевич, – сдавленным голосом ответил он.
– Да брось ты эти церемонии! Тут все свои, – настаивал Вячеслав. – Расскажи хотя бы в двух словах.
Семенов отрицательно покачал головой.
– Не могу. Не положено. Наш заказчик – Владимир Григорьевич, и отчитываться я имею право только перед ним, а уж это его решение – кому позволять присутствовать при отчетах.
– Ох, эти крючкотворы-законники! – В голосе Суханова зазвенела досада.
– Валентин прав, – мягко возразила Юлия, – он связан правилами, не надо заставлять его нарушать их. Нам с тобой любопытно, а у него будут проблемы. И Владимир Григорьевич рассердится, а виноват будет Валентин.
Суханов придвинул к себе поближе листы, исписанные очень крупным почерком, что-то прочитал, что-то подчеркнул, одним словом – всячески изображал, что работает. Юлия по-прежнему молча, спокойно сидела за столом, скрестив руки на груди. Ее чай одиноко остывал в красивой чашке, она к напитку даже не притронулась. Встречаясь глазами с Валентином, дружелюбно улыбалась, обнажая в улыбке замечательные зубы, уж слишком замечательные, чтобы быть настоящими, это даже Семенов понимал.
Забродин явился с опозданием на двадцать пять минут, веселый, оживленный, энергичный.
– А вы уже чай пьете? – радостно заметил он. – Пусть мне тоже принесут.
Юлия тут же встала и направилась к стоящему в углу столику с телефоном. Заказчик стал усаживаться за стол, и Семенов бросил уже привычный взгляд на манжеты его сорочки, выглядывающие из рукава пиджака. Очередные запонки, таких Семенов еще не видел. Интересно, сколько их у этого Забродина?
– Мне тоже закажи красный чай, – бросил Суханов Юлии, не отрываясь от своих бумажек.
– Ты теперь пьешь красный чай? – удивился заказчик. – Ты же раньше пил только черный.
– Я решил попробовать, как вы и советовали, – объяснил Вячеслав. – И вы знаете, мне так понравилось! Почему я раньше его не оценил? Это же восхитительный напиток. Я его распробовал и теперь больше ничего другого пить не могу.
Семенов перехватил слегка удивленный и насмешливый взгляд Забродина в сторону своего помощника. И что они все время переглядываются? Семенов давно заметил эту игру глазами, то Суханов на Юлию зыркнет, то она на него, то Владимир Григорьевич их обоих разглядывает, да так внимательно, что, кажется, и доклад Семенова не слушает. Ладно, не его это дело, пусть как хотят…
Он начал доклад, который то и дело прерывался странными фразами присутствующих о каких-то красных и синих баллах. Про баллы он слышал каждый раз на протяжении всех последних месяцев, но так и не понял, о чем речь.
– Мать и дочь, – говорил он, твердо памятуя о требовании заказчика не напрягать его именами и фамилиями. – Наследство получила мать…
История была простая и в то же время чудовищная. Мать, дочь и внук живут втроем в однокомнатной квартире, мужа у дочери нет. Мальчик, внук наследницы, занимается спортом, дочь мечтает сделать из него олимпийского чемпиона, но на это нужны серьезные деньги, потому что тренеров надо искать в Европе, а следовательно, нужно там жить, в России пока нет хорошей тренерской школы по этому виду спорта. Мать, наследница, – бывший хирург, спасшая множество жизней, и думает, что наследство ей оставил кто-то из спасенных ею больных, поэтому ничего не выясняет. Она категорически против спорта высоких достижений, ибо как врач очень хорошо знает, чем это заканчивается: человек в молодом возрасте остается с кучей болезней, инвалидностью и без профессии в руках. Она хотела положить деньги на книжку до совершеннолетия внука. Дочь с таким решением не согласна, она требовала деньги на то, чтобы готовить сына к олимпийским победам за границей, но мать все равно сделала по-своему и деньги положила на счет в банке, сказав, что отдаст их внуку только тогда, когда он станет взрослым. Возник длительный и тяжелый конфликт, в результате которого мать не выдержала, собрала вещи и уехала жить на дачу. Да и немудрено, в такой маленькой квартирке при таком серьезном конфликте ужиться трудно.
Кончилось все ужасно. Одержимая своей идеей фикс, дочь наняла рабочих на стройке в том же поселке, где находилась дача. Рабочие оказались непритязательными и не сильно чистоплотными, за очень скромное вознаграждение они взялись за дело, ночью ворвались на дачу, где спала мать, и задушили ее подушкой. Забрали все ценное, что смогли найти, – таково было одно из условий соглашения. Милиция нашла их практически мгновенно, к вечеру того же дня. Рабочие долго упираться не стали, дали показания на заказчицу – дочь потерпевшей, которую тут же и арестовали.
– То есть она сидит? – уточнил Суханов, не отрываясь от записей.
– Как миленькая, – подтвердил Валентин. – И показания дает. Знаете, есть такие люди, которые если начнут признаваться, то их вообще не остановишь. Вот эта дамочка как раз из таких.
– Надо же, Владимир Григорьевич, – Суханов повернулся в сторону шефа, – вы как в воду глядели. Помните, мы с вами обсуждали этот вопрос, и вы сказали, что этим все и кончится. И, как всегда, оказались правы.
Забродин загадочно усмехнулся, а вот обычно сдержанная и спокойная Юлия при этих словах резко вздернула брови.
– То есть? – произнесла она, и Семенов страшно удивился: в первый раз за все время эта женщина заговорила по собственной инициативе. Обычно дождаться от нее каких-то слов можно было, только задав ей прямой вопрос.
– Ты не в курсе, Юля, – в голосе Вячеслава улавливалось едва заметное торжество, – мы это обсуждали с Владимиром Григорьевичем без тебя.
Снова перестрелка взглядами, и снова сдержанная ухмылка заказчика и пылающий огонь в глазах красавицы Юлии. И что они могли обсуждать? Они же не могли заранее знать, что женщина убьет свою мать, о таком даже помыслить невозможно. И почему это вызывает у них не ужас и отвращение, а усмешки? Не могли же они предвидеть это убийство? Или могли? Черт, куда он впутался вместе со всем своим агентством?
Семенов ушел, и шеф начал обсуждение. Обсуждение в этот раз получилось коротким, потому что особых споров убийство не вызывало и вызвать не могло: никто не станет утверждать, что женщину, убившую собственную мать из-за денег, можно хоть чем-то оправдать. Поступила она однозначно плохо, Славик Суханов высказал свое мнение, Юлия с ним согласилась, а Забродин, как обычно, усмехнувшись, решение утвердил.
– Ладно, отдыхайте до понедельника, – сказал он, одеваясь в прихожей. – Закройте тут все. И свет не забудьте выключить.
Юлия с трудом сдержалась, чтобы не выдать себя. Можно подумать, без его указания никто не догадается закрыть дверь номера, предварительно выключив свет. Да его вообще можно не выключать – все равно, как только они покинут отель, в номер прибежит горничная убираться. Есть у Владимира Григорьевича такая привычка: руководить всем и по каждой мелочи, как будто все кругом идиоты и ничего не соображают. Но надо держать лицо, надо быть милой и покладистой. Она не может, не имеет права рисковать потерей этой работы.
