Фаина Павловна вспомнила, как она сама давилась криком,
когда руки Рашида стискивали ей горло, – и злорадно хохотнула:
– Вот вам и дорогая! О, теперь это вам и в самом деле дорого
обойдется! Я вам покажу, что со мной такие игры не проходят! Я вам кто –
наемный киллер, которого убирают после того, как он выполнил заказ?!
– Ради Аллаха, – простонала Белла Михайловна, –
умоляю вас, да-ра… – И она осеклась, видимо, вспомнив угрозу собеседницы и
сообразив, что означали эти слова. – Ско… сколько вы хотите?
– Прежде всего мне нужны гарантии, что ваш поганый сынуля
больше не сунется ко мне со своим поганым разбитым сердцем и грязными
руками! – отчеканила Фаина Павловна. – И, чтобы обеспечить эти
гарантии, моя соседка сейчас же, прямо сию минуту, запишет все, что она видела
сегодня вечером, опишет, в каком состоянии она меня нашла, все эти пятна мочи…
Она всхлипнула: ей никогда не составляло особого труда
заплакать, а уж теперь-то…
– Я тоже все напишу: все , вы меня поняли? Мне ничего не
грозит, мое участие в том деле доказать будет довольно сложно, а то и вовсе
невозможно, вы мне сами об этом говорили, Белла Михайловна, помните, в декабре?
Помните? – вдруг гаркнула она, испугавшись мертвенной тишины в трубке: а
вдруг чертова Бюль-Бюль там сдохла от страха? Это никак не входило в планы
Фаины Павловны, хотя бы потому, что из Беллы Михайловны еще много чего можно
было выкачать!
– Помню, помню, канэшна, не надо так кричать, да-ра-гая…
Ну, жива, слава богу! Но она еще смеет что-то советовать
Фаине Павловне, которая, можно сказать, держит в кулаке и ее жизнь, и жизнь ее
мерзкого сыночка!
– Эти показания будут храниться в надежном месте, вы до них
не доберетесь даже со всей вашей мафией с Мытного рынка, – пригрозила она. –
Но если со мной что-нибудь случится, они немедленно станут достоянием
гласности, и от вас от всех пух и перья полетят! Вы сами знаете, как относятся
в городе к кавказцам, а к этому рынку – тем паче. Если мои свидетельства станут
достоянием широкой гласности, отношение вряд ли изменится к лучшему! Скоро
выборы, такую выгодную карту только дурак не согласится разыграть! А я уж
позабочусь, чтобы копии моих свидетельств попали и к Чужанину, и к Мертваго, и
к другим кандидатам.
Фаина Павловна перевела дух. Хватит угроз. Пора переходить к
делу. Бюль-Бюлька сейчас в таком состоянии, что из нее можно любые фигуры
лепить.
– Кстати сказать, моя соседка – пенсионерка, а вы
представляете, что сейчас происходит с пенсиями? Если не ошибаюсь, еще за март
не платили!
– Сколько… сколько она хочет? – выдохнула Белла, громко
всхлипнув, что вызвало на лице Фаины Павловны ухмылку: давай, давай, уж я-то
знаю, чего стоят твои слезы!
– Она хочет тысячу долларов, – ответила Фаина Павловна,
не моргнув глазом, и на сей раз в трубке воцарилось такое глубокое молчание,
что она снова струхнула: уж не окочурилась ли Белла в одночасье?
– Итак, моей соседке – тысячу долларов. Ну а мне за все, что
пришлось испытать… – Она сделала паузу, просто-таки слыша, как нож страдания
поворачивается в сердце Бюль-Бюль, со скрежетом разрывая ткани, и спокойно
продолжила: – И десять тысяч мне.
– Долларов? Десять тысяч долларов? – вскричала Белла, и
в голосе ее прорезалась такая острая ненависть, что Фаина Павловна на миг
струхнула: не перегнула ли палку?
– Разумеется, долларов, но если у вас есть фунты стерлингов,
возьму ими.
– У меня нет десяти тысяч! – выкрикнула Белла. –
Вы же знаете, мы с декабря до сих пор в долгах, на мужа наезжают кредиторы…
– Адвокаты у нас тоже чрезвычайно дорого берут, особенно
если надо отмазать человека от покушения на убийство, – равнодушно
сообщила Фаина Павловна и удовлетворенно кивнула, когда в ответ раздалось:
– Пять! У меня только пять тысяч! Больше нету, клянусь
жизнью сына!
Фаина Павловна мысленно выругалась. Если Белла начала
клясться жизнью сына, этому можно верить. Эта жирная усатая особа была
суеверней древней старухи и всякие такие клятвы воспринимала чуть ли не как
средство накликать беду на своего единственного ненаглядного ребеночка.
Ребеночку было тридцать лет, и полчаса назад Фаина Павловна
в полной мере испытала на себе силу его шаловливых ручонок.
– Хорошо, – сказала она скучающим голосом. – Пять
так пять. Это мне. И не забудьте про тысячу моей соседке. Однако, раз уж вы так
повернули дело, я оставляю за собой право обнародовать наши показания в любую
минуту, как только Рашид попадется мне на глаза. Всякое его появление в радиусе
двадцати метров от себя я буду воспринимать как угрозу своей безопасности – и стану
защищаться, как только смогу. Вам понятно?
– По… по… – Белла Михайловна плакала в трубку, давилась
слезами, мысленно прощаясь с зелененькими бумажками, таящими в себе столько
безграничных возможностей, столько радостных минут. Особенно теперь, когда вроде
бы все так отлично устроилось и можно вздохнуть с облегчением, копя денежки на
новую свадьбу сына! А брат мужа Максуд, кроме того, что оберегал покой
умирающей матери, частенько захаживал в дом Рената-оглы, у которого подрастала
дочь, четырнадцатилетняя красавица Гуля. И, очень может быть, Максуд даже начал
с Ренатом интересный разговор о том, что здесь, в горах, у девушки нет
достойных женихов, которые способны обеспечить ее будущее и дать отцу приличный
калым, а вот в русском городе Нижнем Новгороде, где умному человеку настоящее
раздолье, есть один молодой красивый джигит по имени Рашид…
Да, с мечтами о Гуле в качестве покорной, послушной, а
главное – невинной невестки теперь можно проститься надолго! А это означало,
что Рашид опять останется неприкаянным, опять будет тратить жизнь на тоску и
горе, а то, чего доброго, снова свяжется с какой-нибудь русской мошенницей…
Конечно, зарыдаешь тут!
– Ой, ну мне все это надоело, ваши слезы, ваши стоны! –
снова рассердилась Фаина Павловна. – Подавитесь вы вашими деньгами!
Короче, я вызываю милицию!
– Нет, нет, не надо! – завопила Белла
Михайловна. – Не делайте этого, да-ра-гая, я согласна, канэшна, согласна
на все. Но дайте мне хоть неделю собрать деньги. Ну хоть два дня! День!
Послезавтра, я их принесу послезавтра куда прикажете!
– Послезавтра в десять утра будьте на Средном рынке, там,
где торгуют помидорами, – отчеканила Фаина Павловна. – И потрудитесь
устроить так, чтобы к вам не было очереди. Я приду. Но смотрите – если что-то
перепутаете или притащитесь ко мне в больницу и опять начнете при медсестре
своими кошельками трясти, как в прошлый раз…
– Нет, нет, я все сделаю как надо! – закудахтала Белла
Михайловна.
