– Кто здесь? Билли? Вольф?
– Это я, Ребекка. – Девушка погладила хрупкую руку, лежащую на одеяле. – Я сейчас их позову…
– Не нужно, – прошептала Кетлин. Дыхание вырывалось из ее груди резкими прерывистыми хрипами, и Ребекка вздрогнула. Потухшие глаза больной остановились на девушке, сидевшей в изголовье кровати. – Обещайте мне…
– Да, Кетлин, что я могу для вас сделать?
– Позаботьтесь о Вольфе. Он… вы ему нужны.
Ребекка на мгновение растерялась, не зная, что сказать.
– Кетлин, ваш сын вполне самостоятельный мужчина, – грустно пошутила она. – Ему нужно только, чтобы вы поправились…
– Ему нужны вы, – настойчиво повторила Кетлин.
Впервые за время их знакомства Ребекка услышала в ее голосе раздражение, и Кетлин вдруг попыталась сесть.
– Ему нужны… вы.
Лихорадочная активность Кетлин встревожила Ребекку, она поскорее уложила больную на подушки.
– Успокойтесь, вам нельзя вставать. Прошу вас, не расстраивайтесь, с вашим сыном все в порядке. Давайте я оботру вам лицо.
Короткая вспышка активности отняла у Кетлин слишком много сил, ее грудь часто вздымалась, кожа приобрела пепельный оттенок, проступавший даже сквозь болезненный румянец. И все-таки она не унималась:
– После Клариссы он всегда был один… Он очень страдал… Я думала, он больше никого не полюбит. Но когда Вольф говорит о вас… или слушает, как Билли говорит о вас… у него делается такое лицо…
Кетлин замолчала, хрипло дыша.
– Прошу вас, не нужно разговаривать, – еще больше встревожилась Ребекка.
Однако Кетлин, немного отдышавшись, упорно продолжала, хотя голос звучал еле слышно:
– Ребекка, когда он говорит о Нэл Уэстерли или Лорели Симпсон, его лицо не меняется, это происходит, только когда речь заходит о вас… – Она снова замолчала, переводя дыхание, потом закончила с мольбой в голосе: – Поверьте мне, вы ему небезразличны. Не обижайте его.
– Не обижать Вольфа? – Девушка растерялась. «Вы ему небезразличны». Неужели такое возможно? – Отдыхайте, Кетлин, я никогда не причиню ему вреда.
– Вы… обещаете?
– Да я скорее причиню вред себе, чем Вольфу, – с чувством прошептала Ребекка, глядя на дорогое ей изможденное лицо, и вдруг сказала то, о чем вообще не собиралась говорить вслух: – Я люблю его, так люблю, что мне даже больно об этом думать. Я никогда его не обижу, никогда.
На лице Кетлин появилась слабая улыбка, и она устало закрыла глаза.
– Я… рада. Вы удивительная девушка, Ребекка, особенная… и очень хорошая. У вас доброе сердце, я с самого начала это почувствовала. Вы совсем не похожи на Клариссу…
Что бы это значило? Ребекка ничего не понимала, но была уже ночь, и Кетлин слишком утомилась, чтобы беспокоить ее вопросами. Посмотрев в окно, девушка только сейчас поняла, что ей давно пора вернуться домой.
В гостиной Вольф тихо разговаривал с Эмили Брейди, Билли заснул на диване.
– Сегодня я посижу с Кетлин, пусть Вольф немного поспит, да и Билли тоже нужно выспаться. – Эмили Брейди с тревогой взглянула на него. – Прошлой ночью оба не сомкнули глаз до рассвета.
– Кетлин уснула, – сказала Ребекка и накрыла мальчика индейским одеялом, висевшим на спинке дивана.
Ей хотелось погладить Билли по голове, но она не решилась, чувствуя на себе взгляды Вольфа и Эмили. Вместо этого взяла кочергу и помешала дрова в камине, чтобы огонь разгорелся, запоздало осознав, что для одного вечера проявила слишком много материнской заботы. Нужно последить за собой, иначе все заметят, как она переживает за Билли.
– Мне пора домой.
– Я вас провожу, – сказал Вольф и направился к двери.
– В этом нет необходимости.
– Не спорьте! Эмили, я вернусь примерно через час.
Не дав Ребекке вставить еще хоть слово, он чуть ли не силой выпроводил ее на улицу и подтолкнул к повозке. Своего Дасти он привязал сзади.
– Мне так или иначе нужно было с вами поговорить. – Он подсадил ее на козлы, затем одним махом прыгнул сам и сел рядом. – Я разослал телеграммы по всему Западу, но, похоже, никто не имеет сведений о Ниле Стоунере. У меня предчувствие, что он бродит где-то рядом. Если вы думаете, Ребекка, что я позволю вам разъезжать одной по ночам, когда за вами охотятся эти мерзавцы, то вы глубоко заблуждаетесь. А если вы хоть заикнетесь, что не желаете быть мне обязанной, то я своими руками сверну вам шею!
Однако грозные слова не вязались с ласковым тоном, каким были сказаны, и Ребекка удивленно подняла на Вольфа глаза.
– Я очень рада, что вы меня провожаете. Мне просто не хотелось причинять вам лишние хлопоты, я же знаю, как вы тревожитесь за Кетлин.
– Никаких хлопот, Ребекка.
Ей на лицо падали крупные снежинки, но от слов Вольфа стало жарко.
Вдруг налетел порыв ледяного ветра, Ребекка поежилась, и тут же сильная рука крепко обняла ее.
– Так лучше?
– Да, гораздо лучше.
Они ехали молча. На удивление приятно сидеть с ним в обнимку, чувствуя себя в безопасности. Ребекка испытывала странное томление, новые, доселе незнакомые ощущения, словно на бесплодной почве вдруг расцвел благоухающий сад.
– Я случайно услышал, как вы сегодня говорили Билли насчет перемен. Хочу, чтобы вы знали: я очень ценю ваше участие. Мальчику придется нелегко, если Кетлин…
– Она поправится, – перебила девушка. – Должна поправиться.
– Ребекка, не в моих привычках лгать себе или другим, – тихо сказал Вольф. – Мне уже приходилось выносить удары судьбы, и нынешний – один из самых жестоких. Док Уилсон не может нас обнадежить, по его мнению, Кетлин продержится день-два, не больше.
– О нет!
Она заплакала и уткнулась лицом в грубую ткань пальто Вольфа, впитывая тепло и аромат его тела, а вместе с ними его силу.
– Знаете, мисс Ребекка Ролингс, вы иногда ставите меня в тупик, – пробормотал он, успокаивая ее, хотя именно Ребекке полагалось бы утешать его.
– Вы такой спокойный, такой сильный. Вы так же стойко перенесли и смерть Клариссы?
Вольф глубоко вздохнул, и она почувствовала, как он весь напрягся, потом резко выпустил ее и отвернулся.
– Неужели вы до сих пор не догадались, что я не желаю разговаривать о своей жене?
Ребекка поняла, что совершила непростительную ошибку. Действительно, всякий раз когда она упоминала имя его жены, Вольф или отталкивал ее, или приходил в ярость. Ей следовало бы сделать выводы, а она после разговора с Кетлин начала надеяться, что Вольф оправился от потери и готов полюбить снова.