И уж влюбляться он ни в коем случае не собирается. Лучше проползти на брюхе через яму со змеями! Уэйд видел, как страдал и горевал Риз из-за Лидии, знал, как истекало кровью сердце этого человека, как долгие годы болела его душа, и, когда ему было всего четырнадцать лет, решил, что никогда не позволит никакой женщине взять над ним такую власть.
Он никогда никого не полюбит так сильно, не будет ни в ком нуждаться, ни о ком не станет скучать.
Лидия Саммерз была не просто красавицей, которая появилась в жизни Риза, а потом упорхнула, — она владела его сердцем. Даже несмотря на то что она бросила его — убежала, когда он был в отъезде на ярмарке скота, — несмотря на то что она увезла с собой дочь, Риз ни на миг не переставал любить ее. Он так больше и не женился, никогда не ухаживал за какой-либо женщиной, разве что время от времени сопровождал Уиннифред Дейл на пикник у костра или на танцы в Майский день, да порой проводил ночь с девицей из салуна «Серебряная звезда».
Нет, Риз так и не разлюбил Лидию и тосковал по ней до самой смерти.
Но он Уэйд, не собирается совершать такую же ошибку.
«Думай о Луанн!»
Он попытался представить себе ее лицо, но оно получалось каким-то неясным. Наверное, виски виновато.
Уэйд пошел спать, пытаясь вспомнить вкус поцелуев Луанн, но почему-то все время думал о том, похожи ли поцелуи Кэтлин вкусом на фиалки.
В то же самое время еще один человек думал о Кэтлин Саммерз и мечтал о ее поцелуях.
В собственном трехэтажном кирпичном доме в Филадельфии Доминик Трент ходил взад-вперед по огромной гостиной. Его била дрожь, словно он страдал лихорадкой.
Наконец он опустился на зеленый бархатный диванчик, опершись широкими плечами о подушки. Гостиная тонула в темноте, и в великолепную, затейливо декорированную комнату проникал только слабый свет люстры, зажженной в холле. Трент налил себе очередную порцию бренди из уже полупустого графина, стоящего на столе, и залпом выпил обжигающий напиток.
Закрыв глаза, он снова откинулся на подушки и представил себе необыкновенное лицо золотоволосой женщины, забыть которую ему никак не удавалось.
Голова раскалывалась, но виновато было не бренди. Повязка давно была снята, огромная шишка давно превратилась в едва заметную припухлость, но боль прошла еще не до конца.
И не пройдет, напомнил себе Доминик, пока женщина, причинившая ее, не окажется полностью в его власти.
Он возжелал Кэтлин Саммерз с тех пор, как увидел ее в оперном театре в тот год, когда она начала выезжать. Он попытался ухаживать за ней в своей обычной манере, но, прежде чем получил отпор, понял, что этот лакомый кусочек, несмотря на восхитительную внешность, тверд, как сталь.
Разумеется, это делало объект его страсти еще более притягательным. И без сомнения, сама Кэтлин на это рассчитывала. Наверняка в глубине души ей хотелось помучить его. Она знала, что холодность к нему делала ее еще более соблазнительной, а неуступчивость служила отличной приманкой. Трент был заядлым охотником. Во времена молодости он путешествовал по западу и охотился на лосей, черных медведей и буйволов с самым лучшим егерем, какого можно было найти по эту сторону Миссури. Хотя из чувства долга он вернулся к цивилизации, чтобы после смерти отца стать главой семейной корабельной империи, но так и не утратил своей склонности к простой жизни и любви к охоте. А Кэтлин Саммерз с первой же минуты, как он увидел ее, показалась ему именно тем созданием, за каким можно с азартом охотиться.
Она была желанной добычей — красивая, независимая, элегантная женщина, с грацией ланей, которых он частенько видел на равнинах, жертва, которую хотелось выслеживать, преследовать… и поймать.
Но он и предположить не мог, что его прекрасная добыча станет сопротивляться. В тот вечер, когда Трент считал, что заманил Кэтлин в ловушку, когда она была здесь, в этой вот гостиной, где он хотел овладеть ею, — совершенно беззащитная, не имея никого в целом свете, кто мог бы ей помочь, — ему и в голову не пришло, что она ударит его с такой силой.
Она нарушила правила. Ударила его по голове, чуть не убила, заставив мучиться от головной боли, которая то затихает, то усиливается, но не проходит.
Врачи говорят, что она никогда не пройдет.
Ну что ж, она заплатит за это. Дорого заплатит!
Возможно, Кэтлин считает, что спаслась, но очень скоро она узнает, что от него ей спасения нет.
Кэтлин поймет это, когда в конце концов он разыщет ее след.
«А я непременно разыщу его, милая Кэтлин», — подумал Трент, вставая с дивана и направляясь в холл, оклеенный бархатными обоями.
— Томас! — крикнул он голосом, в котором, несмотря на мягкость интонации, слышалось что-то угрожающее, словно за словами вот-вот последует удар кнута.
— Горничную, которая прибирала сегодня у меня в спальне, нужно уволить, — сказал он дворецкому, торопливо появившемуся в холле в ответ на зов. — Она разбила бокал и пролила шампанское на ковер.
— Слушаю, сэр. Простая неловкость, сэр. Но она новенькая…
— Увольте ее.
— Слушаю, мистер Трент. — Дворецкий наклонил голову. — Желаете еще что-нибудь приказать?
— Пусть Форбс подаст карету завтра утром точно в восемь часов.
— Слушаю, мистер Трент.
— Скажите ему, что я полагаю — он будет знать, куда мы поедем.
— Конечно, сэр. А куда вы желаете поехать? Доминик Трент направился к лестнице, лоб его был сморщен от боли, но все же он с удовольствием произнес каждое слово:
— В некое место, которое сыграет важную роль в моем будущем. В Давенпортский пансион для молодых леди.
Глава 7
Оказалось, что она не смогла уволить ни одного из работников ранчо: ни Рустера с его дурацкой манерой краснеть и ходить на полусогнутых ногах; ни Джейка Янга, чьи большие карие глаза и чисто выбритое привлекательное лицо напомнили Кэтлин рисунок, изображающий Билли Кида, который она как-то увидела в витрине лавки, торгующей дешевыми романами; ни Мигеля с его белозубой улыбкой и безупречно вежливыми манерами; ни Дерка Уоткинса, чьи тонкие черные усики, элегантная одежда и затейливо повязанный шелковый шейный платок производили такое же сильное впечатление, как и его звучный низкий голос. И уж конечно, не старого Болди, чья загорелая обветренная кожа, слезящиеся глаза и скрюченные мозолистые руки со всей очевидностью свидетельствовали о долгих годах тяжелой работы под открытым небом, годах, когда он работал на Риза Саммерза — как он рассказал ей — с самого начала, когда на этом месте не было ничего.
Кэтлин не смогла этого сделать.
В тот же день позже по дороге в город — на этот раз повозкой правил Рустер, и простая повязанная муслином шляпка защищала Кэтлин от яркого вайомингского солнца — она придумала более удачный план.
