Егор щелкнул пультом, картинка на экране ожила.
– Страшные страдания и полный паралич – вот каков исход этой анемии, – с глубочайшей печалью произнес Леонид. – О смерти бедным больным приходится лишь мечтать. Они испытывают тяжкие муки в течение многих лет, а конец одинаков: паралич и слепота. Но даже будучи недвижимым и незрячим, человек остается жив, пролежит в кровати годами.
– Так? – нервно спросил у Лизы Костя. И просмотр вновь пришлось прервать.
– Нет, – ответила эксперт. – У каждого индивидуума любое заболевание протекает по-своему. Допустим, у Тани от насморка пропадает аппетит, а у меня болит голова.
– К сожалению, я никогда не теряю аппетита, – вздохнула я. – Может, у меня в роду были крокодилы? Вдруг я произошла не от обезьяны, а от аллигатора?
– И отсутствие аппетита, и мигрень укладываются в картину ринита, но мы с Сергеевой переносим болезнь по-разному, – продолжала Лиза. – Я хожу в соплях семь дней, Таня десять, а кое-кто может даже умереть из-за заложенного носа. Но стоит ли считать инсульт осложнением насморка, если человек слишком усиленно сморкался и у него оторвался тромб?
– А если по-простому, по-человечески сказать? – нахмурился Лазарев. – Серповидноклеточная анемия развивается так, как сказал Игнат?
– Нет, – рассердилась Лизавета. – Ангел врун, «типичного пациента» невозможно описать, поскольку симптомы болезни и их тяжесть широко варьируются.
Лазарев снова включил запись.
– Я стал наблюдать за Виктором, – печально говорил Маркелов. – Потемкин сильно похудел, выглядел плохо. Заедет к Нике, попьет чайку, и его вдруг начинает тошнить. Он постоянно глотал какие-то таблетки. Решение помочь Вите я принял после того, как тот упал в прихожей Ники. Сам я не видел момента падения, услышал звук, вскрик. Выглянул в коридор – а Виктор лежит на полу. Около него сидит Света и плачет. Потом, когда Виктор ушел, падчерица мне сказала: «Кажется, папе совсем плохо, его ноги не слушаются. Шел к вешалке и упал. Я попросила его к врачу обратиться, а отец ответил: «Света, никому не рассказывай. Доктора тут не помогут. Остается лишь терпеть. Что же делать?» Она была очень напугана. Ну я и дал Потемкину диск.
– Какой? – жадно поинтересовался Горбунов.
Леонид тихо кашлянул.
– Уже говорил: я сочиняю необычные симфонии. Есть у меня такие, что способны усыпить или, наоборот, взбодрить человека, вылечить разные болезни. Например, «Тихая смерть». Прослушав ее, больной без страданий уйдет в мир мной. Я встретился с Виктором, мы с ним серьезно поговорили, он признался, что у него тяжелое заболевание. Тогда я вручил ему диск и ушел. Все. То же самое было и с Никой. Ее здоровье резко ухудшилось через несколько месяцев после кончины Виктора. Признаки были те же – тошнота, рвота, обмороки. Я ее порой на руках из туалета приносил. Нике делалось все хуже.
– Вы избавили свою жену и ее бывшего мужа от мучений при помощи созданной вами симфонии? – уточнил телеведущий.
– Да, – подтвердил Маркелов. – Виктор был мне очень благодарен, взял запись и сказал, что прямо вечером прослушает диск. Так и сделал. Он ушел тихо, без страданий. А Нике я сказал: «Буду любить тебя вечно и ухаживать за тобой при любых обстоятельствах. Но если ты поймешь, что жизнь стала невыносимой, то «Тихая смерть» лежит в ящике стола в кабинете».
– И как отреагировала супруга? – почти шепотом поинтересовался Горбунов.
Леонид прищурился.
– Она меня обняла, заплакала и ответила: «Милый, ничто не может уничтожить мою любовь к тебе. Через неделю мы уедем в Швейцарию. Я все устрою, не волнуйся, проживем там до глубокой старости».
– Но вы никуда не поехали, – протянул тележурналист.
– Нет, – тихо ответил Маркелов. – На следующий день я нашел ее мертвой, в проигрывателе лежал тот самый диск. Вероника покончила с собой.
– И вам не показалось странным, что она хотела улететь с вами за границу, обещала счастливую жизнь, а вместо этого совершила суицид? – воскликнул журналист.
– Этот вопрос он задал зря, – прокомментировал слова интервьюера Антон.
– Нет, – выдержав длительную паузу, снова заговорил Маркелов. – Ника была удивительной женщиной. Она не хотела меня заранее огорчать, оберегала мой покой. Помню, она еще добавила: «Ленечка, ты только, несмотря ни на что, всегда пиши музыку. Везде, куда попадешь, твори».
– Но почему вы не рассказали на суде правду? – поразился Горбунов. – Про ангела...
Композитор погладил ладонью клавиши.
– Музыка... Я ее слышу. И Игната прекрасно вижу. Но большинство людей лишены моего слуха и зрения. То, что мне представляется естественным, для другого человека просто бред. Вы можете поздороваться за руку с бактерией?
– Нет, она слишком маленькая, не имеет конечностей, – серьезно ответил Илья.
– И человечество не подозревало о существовании микробов, вирусов, генов до тех пор, пока в распоряжении ученых не появилась необходимая техника, – продолжал Маркелов. – Вероятно, с течением времени мы сможем общаться с серафимами, но сейчас их никто не видит. А у меня особые глаза.
– Понятно, – пробормотал Горбунов.
– Игнат мне объяснил, что, если я расскажу про наши с ним встречи, меня сочтут сумасшедшим, запрут до конца жизни в лечебнице, а там нет рояля, – вещал настройщик. – В Электрогорске есть инструмент, пусть и плохонький. Мой срок рано или поздно завершится, я вернусь домой. И я здесь работаю, ко мне очень хорошо относятся. Вот, написал оперу. Это не мой жанр, но я увлекся. И еще. По словам ангела, людей в клинике лечат особыми лекарствами, они убьют во мне дар писать музыку.
– Игнат вас часто навещает? – спросил Илья.
– Нет, пока не приходит, – протянул Маркелов. – В последний раз посетил в ночь перед похоронами Ники, сказал: «Я тобой горжусь, ты им помог. Смотри, не проговорись обо мне, иначе у тебя отнимут музыку». Вот я и храню секрет. Вам рассказал, потому что вы чувствуете мелодию, как я, мы совпадаем во всех отношениях. Я счастлив знакомству с вами. Никогда не встречал единомышленника, брата по духу, думал, я один на земле такой. А нас оказалось двое. Разрешите вас обнять? У меня сегодня лучший день в жизни! Вы придете меня навестить? Разрешите вам писать? Но, может, я слишком назойлив?
– Леонид, музыкой нельзя убить, – мягко произнес Илья, – вы ошибаетесь.
– Я тоже так полагал, пока не написал симфонию «Тихая смерть», – возразил Маркелов.
– Но сами подумайте, – начал увещевать его журналист, – вы ведь остались живы. Исполняли свое произведение, записывали диск – и ничего.
– Собака не кусает хозяина, я не подвержен влиянию «Тихой смерти», – пояснил Леонид.
– А на остальных людей мелодия подействует? – запальчиво спросил Горбунов.
– Любой лишится жизни, – кивнул Маркелов.
– Хорошо, проверим. Сыграйте мне «Тихую смерть», – предложил телеведущий.
