Кузьма Сергеевич захрипел, я приросла ногами к полу. Никогда не видела, как умирает человек, но сейчас, кажется, Пряников нас покинет.
– Сделайте хоть что-нибудь! – закричал Бурундуков.
– Что? – шепотом спросил Комаров.
– Он практически не дышит, – прошелестел Миша, – в его легкие кислород не поступает.
– Мама! – зарыдала Аня. – Ой, мамочка! Кузенька!
– У вас есть водка? – крикнул Иван. – Желательно, непочатая бутылка?
– С ума сошел? – спросила Олеся. – Нашел время!
Иван быстрым шагом двинулся на кухню и начал тщательно мыть руки, отдавая короткие приказы:
– Нужен нож, острый. И спиртное, не менее сорока градусов! Степанида, будешь мне помогать. Еще трубка.
– Зачем? – промямлила Белка.
– Необходима экстренная трахеотомия, – сказал Ваня. – Операция.
– Ты способен ее сделать? – не поверила я.
– Обрабатывай руки, – приказал Иван, – одному мне не справиться. Так. Отлично. Наливаем водку в кастрюльку, бросаем туда нож и две столовые ложки. Степанида, теперь плесни мне на пальцы спиртное. Где трубка?
Белка услужливо протянула пластиковую трубочку для коктейля.
– Не пойдет, – отверг предложенное Ваня, – в доме есть кружка Эсмарха?
– Все чашки на виду, – быстро сказала Олеся.
– Клизма, – уточнил Иван, – ее медицинское название кружка Эсмарха.
– В ванной висит, – крикнула Белка убегая, – сейчас принесу.
Бабуля слетала за клизмой в рекордно короткий срок.
– Отрежем кусок резиновой трубки, – протянул Иван, – обдадим кипятком, сунем в водку. Так! Полотенца, чистые, и лейкопластырь в рулоне! Степа, бери кастрюлю, пошли к Кузьме, остальные вон из гостиной.
Присутствующие повиновались, только Аня бежала за нами и голосила:
– Я не уйду! Не оставлю любимого!
– Миша, Никита, уберите эту дуру! – гаркнул Иван и начал расстегивать рубашку на бизнесмене. – Степа, надеюсь, ты не упадешь в обморок.
– Постараюсь тебя не подвести, – дрожащим голосом пообещала я.
Люди, как мне страшно! Но альтернативы нет. Маша в истерике, Аня ничего не соображает, Белке нельзя волноваться, Геннадий Петрович деморализован, Юля предпочла убежать на кухню. Правда, есть еще Никита, Миша и Олеся с Катей, но Ваня по каким-то причинам выбрал в помощницы меня. Если я струшу, потом остаток жизни буду ощущать вину за смерть человека.
– Готова? – спросил Ваня.
Я кивнула.
– Сделаю разрез, а ты придерживай края раны при помощи ложек, – велел режиссер, – да не суповой частью, а той, за которую держат прибор. О’кей?
Я опять кивнула.
– Действовать надо быстро, на счет три, – объяснял Иван, – не тяни кожу сильно в стороны, не дави, просто придержи, чтобы края не соединились.
Ваня налил на шею Кузьмы Сергеевича водки, потом воткнул нож в кожу. Показалось что-то желтое, затем потекла кровь.
– Раз, два, три, – скомандовал парень.
Я, преодолевая ужас, живо всунула ложки в разрез и слегка отвела их друг от друга.
– Супер, – одобрил Ваня, орудуя лезвием. Теперь он резал какую-то серо-белую трубку, напоминающую по виду ребристый садовый шланг.
– Держи, – рявкнул режиссер, – не спи! Потом в обморок шлепнешься!
Я изо всей силы сжала ложки. Иван ловко впихнул в образовавшееся в «шланге» отверстие кусок резиновой трубки и сказал:
– Хорош.
Я вытащила ложки и замерла. Ваня, насвистывая себе под нос бравурный мотив, примотал трубку лейкопластырем, швырнул на пол окровавленные полотенца и сказал:
– Операционная медсестра свободна, благодарю за хорошую работу.
Я продолжала стоять, слушая, как в трубку со свистом входит воздух. Лицо Кузьмы Сергеевича мало-помалу теряло синеву. Иван взял мою правую руку, разжал сведенные судорогой пальцы, вынул ложку, затем проделал то же самое с левой и сочувственно спросил:
– Испугалась?
– Очень, – честно призналась я, – прямо очень-очень-очень.
Иван бросил ложки к окровавленным тряпкам и обнял меня:
– Ты молодец! Другая могла бы заистерить.
– А смысл? – спросила я, отчаянно пытаясь не заплакать. – Где ты научился таким штукам? Понимаешь, что ты реально спас Кузьму Сергеевича от смерти?
– В институте, – пояснил Иван, – я учусь на медицинском, на пятом курсе. Че, думала, я гоблин?
Пришлось признаться:
– Вроде того.
Ваня посмотрел мне в лицо. Я удивилась: у него оказались красивые, умные глаза.
– Пусть Олеся тут уберет. Но только после того, как мы с ребятами поднимем больного в номер. В вашей аптеке есть шприцы и антибиотики? Их всегда назначают после оперативного вмешательства, а я ставил трубку в полевых условиях, ни времени, ни возможностей на соблюдение стерильности не было. Очень надеюсь, что у него не разовьется воспаление. Еще больше надеюсь, что ураган наконец-то прекратится и Пряникова увезут в больницу.
– Он умрет? – завизжала незаметно прокравшаяся в гостиную Аня. – Кузенька! Что ты с ним сделал! Что?
– Ваня спас жизнь вашему мужу, – рявкнула я, – лучше скажите ему спасибо.
– Не зови беду, и та не придет, – поморщился Иван. – Пока Кузьма Сергеевич стабилен, хотя, не скрою, лучше бы ему попасть побыстрее в палату реанимации.
– У Степашки весной была ангина, – воскликнула появившаяся Белка, – в аптечке остались одноразовые шприцы и какой-то… э… оксоци… ми… ни…
– Несите, – велел Ваня, – лучше то, что есть, чем вообще ничего. Антибиотик широкого спектра действия хорошая вещь.
– Почему с ним это случилось? – тихо спросил Никита.
Иван сел в кресло.
– Я пока не получил диплом врача и не имею права ставить диагноз, но это может быть что угодно: пищевая аллергия, ларингит, стенозирующий ларинготрахеит, его в народе называют инфекционным или ложным крупом. Учитывая припухлость губ и век, можно предположить отек Квинке, это ангионевротический отек. Не исключена стенокардия, он был синюшный, может, у него ателектаз? Где у вас аптечка? Сам там пороюсь.
Я отвела Ваню в библиотеку.
– Странное место для лекарств, – удивился он, перебирая упаковки.
– Мы с бабулей мастера спорта по странностям, – улыбнулась я. – Нашел что-то подходящее?
– В принципе, да, – кивнул Ваня и поднял голову. – Я тобой горжусь! Ты настоящий герой.
– Женщина-Бэтмен, – усмехнулась я.
– Нет, – серьезно сказал Ваня, – ты сумела победить свой страх, чтобы спасти почти незнакомого человека! За такое дают ордена.
