– Ты мне снишься? – с надеждой спросила я.
Коробок потряс ноутбуком.
– Вот, нашел.
– Ноутбук? – удивилась я. – Поздравляю!
– Очнись, – велел хакер, – я нашел сведения. Ты была абсолютно права. Она не зря поменяла паспорт и ушла из ветлечебницы.
Остатки дремы враз слетели с меня, я села, подсунула себе под спину подушку и приказала:
– Говори.
Димон наклонил голову.
– Тебе идет пижама, на ней прикольные принты с мишками.
Я зевнула.
– Если ты решил обсудить мое неглиже, мог бы подождать до утра.
Димон указал на будильник.
– Так уже шесть.
Я поразилась.
– Надо же! Мне показалось, я только-только задремала.
– Ночь коротка, а дни еще короче, – протянул Димон. – Но просто их прожить никто не хочет, и если ты любовь не встретил… э… дальше не помню! Шекспир! Какая-то его пьеса. Или Чехов? Ладно, вернемся к Куклиной! Ты можешь нормально воспринимать информацию или, как старый комп, сразу не загрузишься?
– Что? – возмутилась я.
Димон потер руки.
– Я заметил интересную закономерность. Купишь новый ноут, включишь его, бах, экран мигом засветился. Через какое-то время уже столь быстрой реакции нет, аппарат стареет, не сразу к работе приступает, из спящего режима с трудом выныривает, кряхтит, жалуется на артрит. Вот и с людьми так же! В семь лет я вставал в школу огурцом, в тридцать на работу еле поднимаюсь. Если тебе нужно время на разогрев мозга, я подожду.
– Мне льстит сравнение с еле живой от дряхлости железякой, которая в связи со старостью не сразу подчиняется командам, – буркнула я, – но должна тебя разочаровать: первоклассница Сергеева никогда бодрячком не соскакивала с постели, ее за ноги стаскивала бабушка. Но к тридцати годам я обзавелась таким качеством, как ответственность, и теперь безропотно поднимаюсь на работу.
– Молодец, – обрадованно закивал Димон, – ты как коньяк, чем старше, тем лучше. Подожду, пока моим ноутбукам зашкалит за тридцатник, авось они станут похожи на тебя, будут живо приступать к выполнению своих обязанностей. Кстати, неужели ты в свои сорок пять не устаешь?
Я швырнула в Коробка подушкой.
– Мне не сорок пять!
– Пятьдесят? – хватая подушку, осведомился Димон. – Ты отлично выглядишь. Есть такие женщины, без возраста, как актриса Мурчикова.
– Ей скоро сто лет! – фыркнула я.
– А как она пляшет? – захихикал Коробок. – Огонь в глазах, бес в ногах!
– Давай про Куклину, – приказала я.
– Отлично, – обрадовался Коробок, – ты приведена в рабочее состояние. Можно начинать.
Родители Тамары Владимировны умерли в восьмидесятом. Через год она впервые вышла замуж за тихого, почти бессловесного Володю Русланова и зажила с ним счастливо. Володя работал младшим научным сотрудником в институте, писал кандидатскую и получал невеликую зарплату. Зато у него было много свободного времени. Он в основном сидел в библиотеке, собирал материалы для научного труда. Тамаре было очень тоскливо после кончины мамы и папы, и она буквально растворилась в муже. Владимир был замечательным супругом, он не пил, не курил, не скандалил, не требовал от супруги внимания и время проводил, погрузившись в свою математику. К сожалению, оклад младшего научного сотрудника был ничтожно мал, но Владимир нашел способ подрабатывать, он занялся репетиторством, помогал тем, кто имел проблемы с алгеброй-геометрией. У Русланова было слабое здоровье, поэтому бегать по квартирам, как делает большинство педагогов, он не мог, дети приезжали к нему домой. Владимир был патологически аккуратен, и в квартире никогда не было беспорядка. Да и замечать его у Куклиной времени не было. Ветлечебница, где она служила, была, как тогда говорили, союзного значения, сотрудникам приходилось часто уезжать в командировки на два-три дня, на неделю. За поездки приплачивали, и Куклина никогда не отказывалась от заданий и охотно заменяла тех, кто по семейным обстоятельствам не мог покинуть Москву. Перед возвращением жены муж всегда пылесосил бывший бальный зал, тщательно мыл крохотные туалет и кухоньку.
Один раз Тамара сказала Володе:
– Знаешь, я не очень брезглива, не стоит так убиваться с тряпкой. Ну зачем ты дезинфицируешь санузел хлоркой?
– Дети неаккуратны, – пояснил муж, – им всегда во время занятий пописать хочется, сбегают в туалет и испачкают унитаз. Противно потом им пользоваться. Извини, я, наверное, излишне чистоплотен, но не могу жить в грязи.
– Ты молодец, просто я не хочу, чтобы муж уставал. Я спокойно отношусь к присутствию учеников, – ответила Тамара, – дети есть дети.
– По большей части они противные, – вздохнул Володя, – ленивые, не хотят учиться. Мне тяжела роль педагога.
– Ну и брось, – посоветовала жена.
– Нам нужны деньги, – напомнил супруг.
– Я заработаю, – пообещала Тамара, – возьму побольше частных визитов, многие хозяева не умеют своим собакам-кошкам уши чистить и когти стричь, про уколы я и не говорю. Мы проживем.
– Не могу сидеть у тебя на шее, – возразил Володя, – мужчина должен обеспечивать семью. Вот защищу диссертацию, получу ставку старшего на кафедре и перестану со школьниками возиться.
Во всякой бочке меда непременно присутствует некое количество дегтя. Замечательный муж Тамары категорически не хотел, чтобы жена беременела.
– Я плохо лажу с малышами, – признавался он, – не испытываю радостных эмоций при виде плачущего свертка. Меня стошнит от грязной пеленки. Хочу спокойно спать по ночам и не думать о необходимости поить-кормить-учить-одевать ребенка. Я не отец по складу характера.
Конечно, Тамару подобные заявления не радовали, но она решила, что время еще есть, родить можно и в тридцать пять, пока лучше пожить, как говорится, для себя. Через пару лет взгляды Володи изменятся, тогда она и забеременеет. Сейчас у Руслановых нет ни денег, ни желания заводить потомство.
Был еще один штришок. Слабое здоровье Володи не позволяло ему часто радовать супругу в постели. Кое-кто из женщин мог посчитать малую сексуальную активность мужа оскорблением. Но Тамара отлично понимала: Володечка устает, это только кажется, что решение математических задач ерундовое дело. Умственная работа отнимает у человечка больше сил, чем физическая. А еще у Тамары у самой не было буйного темперамента, ей хватало малой порции интима, которую предлагал муж. Порой они по три-четыре месяца не прикасались друг к другу. Но Тамаре больше хотелось не сексуальных ласк, а нежности, слов любви, похвал, а это Володя предоставлял ей в избытке.
До восемьдесят третьего года семья жила счастливо, а потом Володю арестовали. Двадцать шестого февраля Тамара Владимировна вернулась домой около десяти вечера, обнаружила в квартире полный хаос и соседку Мотю, с которой была знакома с рождения. Матрена огорошила ее невероятной новостью: Володю увезли в милицию, в доме произвели обыск, Мотя была понятой.
