Глава 19
Главврач Алексей Николаевич встретил меня приветливо, выслушал мой придуманный рассказ о ребенке-инвалиде и сказал:
– «Здоровье и покой» имеет большую благотворительную программу. Но, как вы понимаете, желающих лечить больных детей больше, чем мест в нашем центре.
– Вот беда, – пригорюнилась я, – Андрей Каретников меня обнадежил.
– Им с женой повезло, – кивнул Алексей Николаевич, – они случайно очень быстро продвинулись в очереди.
– У вас есть лист ожидания? – заморгала я.
– Конечно, – сказал врач, – мы вносим туда только очень больных детей.
Я попыталась и дальше играть роль обеспокоенной матери.
– И что мне делать?
– Собрать документы, – начал перечислять Алексей Николаевич, – я дам вам список. С готовым пакетом приезжайте в Звягино, бумаги изучат наши специалисты. Если они придут к выводу, что ребенок подлежит госпитализации, привезете сына сюда и оставите на неделю. В течение семи дней мальчик пройдет полное обследование, и лишь тогда вопрос о его помещении в «Здоровье и покой» вынесут на заседание правления. Если решение собрания будет положительным, вы попадете в лист ожидания.
– Так сложно, – вздохнула я.
Алексей Николаевич снял очки и потер переносицу.
– У нас сорок бесплатных мест. Это капля в море. Поэтому мы очень тщательно отбираем кандидатов. И окончательное решение зависит не от медперсонала, а от родителей. Если они согласятся, тогда вам зажгут зеленый свет.
– Кто должен согласиться? – не поняла я.
Алексей Николаевич вернул очки на место.
– В «Здоровье и покое» существуют два отделения: платное и благотворительное. Сразу уточню: ни малейшей разницы в содержании детей нет, одинаковые одноместные палаты, качественная еда, медобслуживание на высшем уровне. Те ребята, кто способен к общению и обучению, могут совместно проводить часть времени, естественно, под неусыпным наблюдением персонала. Такие, как Регина Каретникова, выходят из палаты только на прогулку. У нас большой парк. Так вот, чтобы иметь возможность помогать неимущим, мы ставим условие богатым людям: примем вашего ребенка только в случае оплаты вами еще и места для нищего инвалида.
– И родители соглашаются? – с недоверием поинтересовалась я.
Доктор кивнул.
– Безо всякого хвастовства скажу: «Здоровье и покой» – лучшее подобное заведение в России. Мы стараемся дать детям здоровье, а их родственникам покой. Отцы и матери понимают, что инвалидам здесь хорошо. Да, обеспеченный человек идет на двойные траты, но он хочет знать, за кого отдает немалые деньги. И если спонсор сочтет вас недостойной, мы ничего поделать не сможем. Благодетель выбирает из списка кандидатов. Естественно, мы рассказываем о самых нуждающихся, демонстрируем истории болезни, рекомендуем ребенка, но окончательный выбор за спонсором. Каретниковым очень повезло. Регина была в списке пятнадцатой. Но у нас есть девочка, ее ровесница, со схожим диагнозом, и ее отец решил помочь именно Регине. Не исключено, что вашему сыну тоже улыбнется удача. Но на сегодняшний день у нас полный список страждующих и ни единого свободного места, я имею в виду бесплатного.
– А за деньги можно? – оживилась я. – Могу квартиру продать.
Алексей Николаевич с жалостью взглянул на меня. На его лице читалась не высказанная вслух мысль: «Дурочка, где тебе найти столько?» Но вслух доктор произнес:
– Сходите в наш отдел оформления, это небольшой одноэтажный дом. Там вас встретит Юлия Николаевна, она объяснит финансовые подробности.
Как многие мужчины-начальники, Алексей Николаевич не любил говорить посетителям неприятные вещи, он предпочитал сваливать эту обязанность на свой персонал.
Кстати, Чеслав отличается тем же качеством. Если нам нужно поехать на дом к родным жертвы, принести им ужасную весть о смерти дорогого человека, босс всегда говорит: «Марта, Таня, отправляйтесь по адресу». Ни Гри, ни Димона шеф не посылает, проявляет мужскую солидарность.
Я поблагодарила Алексея Николаевича и вышла в парк.
Для конца апреля в Подмосковье очень тепло. Зазеленела травка, деревья надевали первые листочки. Главврач не обманул, большая территория выглядела ухоженной, повсюду стояли скамейки, мне по пути встретилось несколько детских площадок и указатель «Бассейн». Правда, на дорожках не было пациентов, но, учитывая, что еще не наступил полдень, я предположила: наверное, они на занятиях или принимают предписанные процедуры.
Я уткнулась носом в столб с черной стрелкой: «Отдел оформления» – и повернула в ту сторону. Дорожка резко вильнула за высокие туи, пропетляла между фонарями и вывела на небольшую площадку перед длинным, темно-серым, мрачным домом.
Не успела я догадаться, что забрела не в ту степь, как большая дверь отворилась и вышел хмурый мужчина в черном костюме. В руках он держал небольшую, ярко отполированную деревянную коробку. За ним шла женщина в строгом платье мышиного цвета, с платком на голове. Последней двигалась старушка в синем халате.
Пара молча поставила ящик в багажник, мужчина сел за руль, женщина, сохраняя каменное выражение лица, умостилась рядом с ним, джип, взвизгнув колесами, стартовал в сторону видневшихся справа ворот. Санитарка перекрестилась, а я вдруг поняла: коробка – это гробик, темно-серый дом – местный морг, а для того, чтобы список детей, ожидающих госпитализации в фирме «Здоровье и покой», продвинулся на одну позицию вперед, необходимо, чтобы кто-нибудь из инвалидов умер.
– Ищете кого? – приветливо спросила старушка.
Я покосилась на бейджик у нее на халате.
– Шла в отдел оформления. Скажите, Варвара Николаевна, здесь часто умирают дети?
Санитарка снова осенила себя крестным знамением.
– Тут больница. Хочешь кого-то сюда поместить?
– Сына, – соврала я, на всякий случай сложив за спиной пальцы левой руки в фигу, – сейчас увидела гроб и испугалась.
– Сколько твоему? – поинтересовалась старуха.
– Пять лет, – продолжала я лгать.
– Не волнуйся, – сказала Варвара Николаевна, – у нас хороший уход. Но если ребенок тяжело болен, сама понимаешь. Видела этих, на джипе?
Я кивнула.
– Бедные родители, похоже, их малыш совсем крошечный.
– Три месяца, – ответила Варвара Николаевна, – эти ему не мать с отцом, и хорошо, что ребенок помер.
Я вздрогнула.
– Ужас! Что вы такое говорите!
Варвара Николаевна одернула халат.
– Твой чем болен?
– Тяжелая форма эпилепсии, – выдала я.
– Ну и что с ним дальше будет? – сурово поинтересовалась она. – Вылечить его нельзя, станет тебя мучить и сам настрадается. Лучше, когда такие ребятки в младенчестве уходят. Не жалеть их надо, а Бога благодарить, что вовремя прибрал. Да родителям этого не объяснишь, убиваются по инвалиду, не знают, от чего их доброта Господня спасла. Насмотрелась я тут всякого! Но эти, что уехали, – шофер с домработницей, видно, отец с матерью не сильно переживали. И понятно, младенчик совсем недоразвитый был, из роддома прямиком к Марине переместился.
