Если исключить эту странность, то, в принципе, жизнь Бондаренко текла мирно. До того момента, как Оксану похитили и убили под прицелом видеокамеры, отправив диск Федору. А тот отреагировал весьма неординарно: не поднимал шума, не бросился в милицию, слушался приказов преступника. Хотя ведь Федор умственно отсталый человек, вероятно, похитители в курсе его проблемы и считали, что парень будет пластилином в их руках. Но о какой тайне шла речь? Что хотели преступники? И почему они переодели жертву в белую блузку?
Ну вот, я вернулась к тому, с чего начала! Экран ноутбука моргнул – пришло новое письмо от Коробкова. Но я не успела его открыть, потому что ожил телефон.
– Слышь, Красная Шапочка, Кот в сапогах на связи, – промяукал Дима.
– Ты перепутал сказки, у милой девочки случилась встреча с Серым Волком, – усмехнулась я.
– Мне противная капризница вовсе не кажется милой, – отбрил Димон. – Бедный волк! Не познакомься он с активной малолеткой, остался бы жив. Деточка оказалась сверхпродвинутой: кликнула охотников с ножами. Серого убили, живот ему разрезали… И это называется детской сказочкой? Я прочитал произведение Шарля Перро в зрелости и заработал шок. Наверное, малыши – садисты от природы, если им подобные выдумки по душе. Нет, только вспомни! Кругом в книжках для ребят одни жуткие события! Белоснежку травит мачеха, Русалочка еле-еле ходит на полученных от ведьмы ногах, Золушкины сестрички отрезают себе пятки, чтобы влезть в туфлю. А Колобок… Его же съели! Ну прямо в каждом рассказике кому-нибудь да наступает кирдык. Сами с детства ребяток к криминальным историям приучают, а потом кричат: «Караул! Школьники не хотят читать книжки про цветочки-листочки, любовь-морковь!» Правильно, им подавай про мачеху и дочку, которых в свиней превратили, в телегу запрягли и по снегу погнали. Это уже из «Морозко», если ты забыла. Или из «Двенадцати месяцев»? Я мог перепутать.
– Димочка, – остановила я хакера, – ближе к теме.
– Теснее некуда! – гаркнул Коробков. – Высылаю вам ответ на запрос по поводу вопроса вашего запроса в отношении вопроса поиска личности, данные которой содержатся в запросе.
– Коробков!
– А че? Стандартная формулировка. Четверка за пятерку.
– Ты о чем?
Хакер довольно захихикал.
– Эх, Таняха, не нюхала ты пороху, в армии не служила. Вот у меня полковник был… Златоуст! Какие пассажи загибал! Например: «Надо же думать, что понимать».
– Прикольно.
– Это что! – оживился Дима. – Вот другой перл: «Моя жизнь прошла в атмосфере полка». Я Быкова Алексея Нестеровича никогда не забуду, готов его без конца цитировать. Еще слушай: «Впервые за долгие годы отмечено сокращение сброса поголовья солдат».
– Здорово!
– Говорю же, златоуст. «Четверка за пятерку» – и такое в его лексиконе было.
– А что сие значит?
– Следует понимать, что выражение про «сброс поголовья солдат» тебя не поразило? – захихикал Коробков.
– Там хоть чуть-чуть проглядывает смысл.
Дима издал протяжный стон.
– «Четверка за пятерку» произносилось в тот момент, когда Алексей Нестерович недоумевал, эти слова – показатель его растерянности. Ну, допустим, хочет полковник солдат по тройкам построить, а парней-то двадцать. Ё-мое, как их на три-то поделить? Правда, Нестерович недолго мучился, всегда выход находил. Почешет в затылке и кричит: «Четверка за пятерку! Эй, делись по двое, еще красивше будет, чем по трое». Одним словом, он не токмо речи умел сладкие вести, но и обладал умом государственным. Настоящий полковник, слуга царю – отец солдатам. Инь, янь и всякая дрянь – эта моя любимая присказка, как раз в стиле Нестеровича! А ведь хорошо сказано, ёмко, понятно!
– Давай поговорим о деле.
– Крюков Михаил Анатольевич.
– Это кто?
– Ну красиво! Сама ж велела найти мужчину.
– Точно, – вспомнила я, – Крюкова упомянул Василий Сергеевич Ведьма, когда Полина Юрьевна пнула его машину.
– Может, тебе покажется странным, но Крюковых в нашем городе не столь и много, а уж Михаилов Анатольевичей и вовсе четверо. Двоих я сразу исключил.
– Почему?
– Одному три месяца от роду, вряд ли он твой фигурант. А второму за девяносто, тоже отпадает по причине возраста.
– Ну, может, ты и прав, – протянула я, – хотя стариков сбрасывать со счетов не следует.
– Еще один Крюков прописан в столице, но вот уже десять лет в России не показывается. Он музыкант, живет в Америке, лабает в трактирах, имеет грин-карту, в дурном не замечен.
– М-да, – крякнула я.
– Остался Михаил Анатольевич – священник. Очень положительный тип! Жена, восемь детей, сам происходит из семьи церковнослужителей, отец его работал регентом, маменька пела в хоре. Родители покойные, сынок богобоязненный, тихий, пользуется авторитетом у прихожан, основал бесплатную столовую, карьеру делать не собирается, имеет приход в небольшой деревеньке, которая почти слилась со столицей. Подходит?
– Не знаю, – честно призналась я.
Дима начал кашлять, чихать, фыркать, сопеть, шуршать…
– Говори, – приказала я.
– О босс! Вы так добры! Понимаю, что являюсь только придатком к умной машине и сам не должен думать, но я нарушил правило, раскинул серое вещество по сусекам. Сделал запрос по всем Крюковым, не только живым, но и умершим. Порылся в тех, кто сидел за решеткой… Короче, читай «мыло».
– Спасибо, – поблагодарила я Коробкова и собралась отсоединиться.
Но Дима вдруг без всякого ёрничанья сказал:
– Страшное дело, Тань! Хорошо, что у меня детей нет.
Слегка удивленная серьезностью Коробкова, я открыла его очередное послание и впилась глазами в текст.
Михаил Анатольевич Крюков был приговорен к расстрелу, но в связи с мораторием на смертную казнь исполнение приговора было отложено. Суровость наказания не вызовет у вас удивления, если узнаете, что Михаил был организатором и руководителем банды, которая убивала людей.
Действовали преступники изобретательно. Около полуночи на одном из подмосковных шоссе появлялась худенькая девочка в окровавленном белом платье. Длинные белокурые волосы ее были спутаны, по личику размазана грязь. Маленькая фигурка буквально кидалась под какую-нибудь приличную машину, шофер тормозил и спрашивал:
– Что случилось?
– Меня изнасиловали! – захлебывался слезами подросток. – Я села в такси, а водитель и пассажир надо мной надругались. Пожалуйста, отвезите меня к маме! Она тут неподалеку живет, три километра всего. Мне не дойти!
Редкий человек откажет в просьбе, если она исходит из уст хрупкой девочки, которая только что вырвалась из лап отморозков. Правда, некоторые автовладельцы предлагали остаться на месте происшествия, вызвать милицию… Но тогда пострадавшая начинала биться в истерике и причитать:
