— Вы не откажетесь как-нибудь пообедать со мной?
Она немного удивилась, но затем кивнула. Кто его знает, в
чем тут дело, скорее всего ему просто нужен друг. Она не возражала.
— Разумеется. С удовольствием.
— Тогда я вам позвоню…
— Спасибо, Тони.
Она пожала ему руку и поднялась к себе, чтобы засесть за
репортаж, где будет рассказываться о том, что произошло с ней накануне. Но,
закончив его, она долго сидела, глядя в пространство, и думала о маленьком
мальчике, отец которого пять лет назад уехал воевать во Вьетнам. Она и сама не
знала почему, но сердце сжималось от сострадания к Джою.
Глава 22
Тони позвонил ей на следующей неделе, когда снова появился в
Сайгоне. Пакстон он не застал — она была на выезде с Ральфом и другими
журналистами, но, вернувшись, перезвонила Тони по телефону, который тот
оставил: Он остановился у друзей на базе в Таи Сон Нхат. Тони спросил Пакетом,
не хочет ли она пообедать с ним или, быть может, сходить на базе в кино.
Пакстон подумала, что это, пожалуй, будет неплохо — в кино она уже не была сто
лет.
Тони заехал к ней в семь. Она едва успела принять душ,
помыть голову и переодеться, а он уже стучал в дверь. Они пошли обедать в
«Рамунчо» на первый этаж Эден-билдинга.
Это был неплохой французский ресторан, куда ходили многие
американские военнослужащие. Никто не обратил внимания на Пакстон и ее
спутника, и они спокойно болтали, смеялись и шутили.
Теперь, познакомившись поближе, они чувствовали себя легко в
обществе друг друга. У Тони оказалось неподражаемое чувство юмора, и он в таких
красках живописал армейскую жизнь, что Пакстон смеялась до слез.
— Так какого черта вы все время остаетесь на новый
срок? — спрашивала она.
— А что мне еще остается? Занимаясь ночами, я прошел
двухгодичный курс колледжа. Свободно говорю по-испански. Довольно сносно меняю
пеленки. — Ведь именно Тони ухаживал за умирающей дочерью. — Очень
может быть, из меня вышел бы неплохой руководитель. Я четыре с половиной года
был «туннельной крысой» — что это мне дает? Наверное, я смогу работать в
нью-йоркской канализации. А что еще?
— А как же ваша ферма и виноградник в долине Напа?
— Ну, для этого еще полно времени. Кроме того, —
признался Тони, — не люблю бросать дело на полдороге.
Но он покинул своего сына. Правда, тогда ему было всего
двадцать пять и у него не осталось сил бороться.
— А вы? — спросил он Пакстон. — Кем вы
собираетесь стать в будущем?
— Я стану Элли из Изумрудного города, — не
задумываясь ответила Пакстон. — У меня есть кое-какие соображения насчет
серебряных башмачков.
— Теперь я понял, почему вы мне понравились, —
ухмыльнулся он. — Вы чокнутая. — Затем он спросил, но уже серьезно:
— Будете продолжать работу в газете, когда вернетесь
назад?
— Наверное. Я ведь всегда хотела стать журналисткой, и,
по правде говоря, мне это нравится.
— Счастливая вы. Зарабатываете на жизнь без лжи и
грязи. — Они оба сразу припомнили случай в Кучи и засмеялись. — Грязь
придется оставить. Кстати, чем вы занимались на этой неделе?
Пакстон рассказала. Она не боялась ни грязи, ни вражеских
пуль, не боялась увидеть отвратительное лицо войны. Тони был потрясен. И хотя
он за нее очень тревожился, его уважение к Пакстон еще больше выросло.
В конце концов в кино они так и не пошли. Вместо этого они
отправились в бар и там несколько часов кряду болтали обо всем на свете: о
Вьетнаме, о Билле, о семье Тони и даже о старой няне Квинни.
— Мне кажется, я знаком с вами всю жизнь, —
восхищенно сказал Тони, прощаясь. Пакстон оказалась такой отзывчивой и мягкой,
с ней было так легко.
— Мне тоже, — призналась она. — Это со мной
нечасто случается.
Им обоим было хорошо друг с другом. Пакстон даже рассказала
Тони о своих отношениях с матерью. Они так и не смогли найти общий язык. Только
однажды, когда погиб Питер, промелькнула искра понимания. Но Пакстон уехала во
Вьетнам, а когда вернулась, они больше не понимали друг друга. Слишком уж они с
матерью разные.
— Такого друга, как вы, у меня не было с
детства. — Он рассмеялся счастливым смехом. — Знаете, такого
приятеля, которому можно все рассказать. — Когда-то в школе так бывало с
Барбарой, но с тех пор много воды утекло.
— Когда снова будете в Сайгоне? — спросила
Пакстон.
Они стояли в холле гостиницы. Было два часа ночи,
комендантский час давно начался.
— Еще не знаю. Я позвоню. — Он замолчал, а затем,
как будто решившись, коснулся ее плеча.
Телефон зазвонил через два дня. Тони поменялся с кем-то
дежурством и теперь очень вежливо предложил ей сходить в кино. На этот раз они
чуть не доехали до базы Тан Сон Нхат, но впереди на дороге подорвалась машина,
образовалась чудовищная пробка, и в конце концов им пришлось развернуться и
ехать обратно в Сайгон.
— Ну что теперь? Мюзик-холл в Радио-сити? Бродвейская
пьеса? Гамбургер и коктейль у Шраффа?
— Только не это, — застонала она, — а то еще
заскучаю по дому.
— Может, потанцуем в ночном клубе?
— Ну нет, лучше пойдем к тебе, будем смотреть телевизор
и жевать попкорн, — поддразнила Пакстон. Теперь он застонал — Ладно, к
черту. Пошли в гостиницу, посидим, поболтаем.
Так они и сделали. И на этот раз, прощаясь в холле, он увлек
ее в темный угол и поцеловал. Его пальцы пробежали по ее волосам, дотронулись
до шелковистой матовой кожи плеча.
Он застонал, так было мучительно думать о ней.
— Становится тяжело, — сказал он голосом жевунов
из Волшебной страны, приводя в порядок брюки. Она рассмеялась.
— Ты невозможный, — сказала Пакстон, целуя его.
— Я невероятно возможный, уверяю тебя. Хочешь
попробовать? — прошептал он над самым ухом, и она снова улыбнулась.
— Нельзя же смешить в такой момент, — прошептала
она, а он поцеловал ее в губы.
— Прости… — А потом, как будто из пустоты:
— Пойдем наверх, Пакси…
— Я боюсь, — прошептала она.
— Не бойся.
Но она ничего не могла с собой поделать. Все, кого она
любила, гибли. А вдруг то же самое случится и с ним? Она не могла этого
допустить — ради него, ради себя. Пакетом пыталась это объяснить — там в темном
гостиничном холле, а Тони только нежно посмотрел на нее и откинул с плеч ее
шелковистые светлые волосы.
— Мы не в силах ничего изменить, Пакси. Все свершается
на небесах, все в руках Божиих. Чему быть, того не миновать.
Ты не виновата в том, что погиб Билл… и Питер… Не важно, что
я тогда говорил. Будем брать, что имеем, пока не поздно.
