Чуть отворачивая вправо и приводя англичан на левую раковину парохода, Дмитрий продолжал внимательно наблюдать за экраном. Чуть вырвавшийся вперед эсминец, очевидно, флагманский, приблизился уже на сорок кабельтовых. Для десятидюймовок «Валгаллы» — дистанция почти прямого выстрела. Для стомиллиметровок «Виттори» — далековато. Стрелять-то можно, вот попасть вряд ли удастся. Хотя пароход — цель обширная, сдуру могут и вмазать.
Воронцов приказал еще чуть увеличить ход. Англичанин и так идет на пределе. Повторяется ситуация из турецкой войны 1877 года, когда броненосец «Фетхи Буленд» пять часов преследовал русский пароход «Веста», осыпая его градом тяжелых снарядов, но не имея какого-то лишнего узла скорости, чтобы догнать, и, получив пару ответных попаданий из русских мортир, прекратил погоню. За тот бой, кстати, адмирал (тогда лейтенант) Рожественский был награжден орденом Святого Георгия четвертой степени.
Эсминец бешено мигал «ратьером»: «Требую показать флаг, остановиться. Вы находитесь в пределах запретной зоны. В случае отказа подвергнуться досмотру имею приказ применить оружие. Коммандер Вудворт».
— Пхе! — изобразил презрение Воронцов. — Всего-то коммандер (капитан третьего ранга). Я думал, кого постарше пошлют. Ответить: «Здесь американский пароход. О состоянии войны с Англией ничего не знаю. Прошу сообщить дату ее начала». — И повернулся к мичману, внимательно прислушивавшемуся к разговору, но не забывавшему и о своих служебных обязанностях. — Сколько от нас до берега?
— Двадцать одна миля, господин капитан первого ранга, — ответил тот, взглянув на жирную синюю линию, которую чертил на карте автоматический курсограф.
— Отлично. Еще минут пятнадцать дурака поваляем. Тут им не Фолкленды!
Со времен англо-аргентинской войны 1982 года за Фолклендские (Мальвинские) острова Воронцов относился к англичанам плохо. Он вообще поддерживал аргентинцев из чисто эстетических соображений, а уж когда атомная подводная лодка «Конкерор» потопила торпедой антикварный крейсер «Генерал Бельграно» за пределами зоны боевых действий, испытал искреннее возмущение военного человека этой бессмысленной акцией. На крейсере ни за что погибло больше трехсот моряков, в большинстве новобранцев 18 и 19 лет от роду.
Коммандер Вудворт раздраженно писал сигнальным фонарем: «Суда нейтральных стран по закону о военной контрабанде подлежат досмотру в запретной зоне. Требую застопорить ход. В противном случае применю оружие!»
С боевых постов пришло сообщение: «Цель захвачена. Готовы к открытию огня».
Пушки «Валгаллы», оснащенные лазерными прицелами и управляемые специальной программой компьютера, для которой изображающие артиллеристов роботы были всего лишь сервоприводами к механизмам наводки и перезаряжания, могли поражать цель с эффективностью 85–90 процентов против 3–4 процентов у орудий эсминцев и развивали темп огня до 10 выстрелов в минуту. Такие артиллерийские комплексы обозначались остроумным термином: «выстрелил — забыл». В том смысле, что нет необходимости сомневаться в результате.
Третий вражеский корабль, заходивший с кормы, отстал почти безнадежно. Для него. Воронцов, в случае необходимости, мог догнать его без труда.
«Считаю ваши действия актом пиратства в открытом море. До согласования вопроса с моим правительством прошу оставить в покое. При попытке захвата окажу сопротивление. Считайте себя предупрежденным».
— Вот они сейчас там задергаются, — довольным тоном сказал Андрею Воронцов.
А Новиков, наблюдая за происходящим, снова терзался противоречивыми мыслями. В принципе он не имел ничего против того, чтобы как следует проучить надменных сынов Альбиона. Присвоили себе право устанавливать порядки на всех широтах и долготах Мирового океана, а чего ради? Кто они такие? Подумаешь, успели настроить броневых коробок больше всех в мире! Тем более что в отношении России всегда проводили самую паскудную и коварную политику. И в Крымскую войну, и в Турецкую, и в эту мировую тоже. Как, впрочем, и в следующую. А за Цусиму и Порт-Артур не пора ли им ответить?
Но в то же время… Долбанет сейчас Воронцов из своих калибров, и отправятся ничего не понимающие моряки, всего лишь выполняющие приказ, кормить черноморских скумбрий и кефалей. Это как если бы противник погрозил тебе кулаком, а ты его без предупреждения из дробового обреза в живот…
Так он и спросил Воронцова.
— Вот, еще один толстовец выискался. А была б здесь не «Валгалла», а обычный пароход Доброфлота? Воздержались бы твои ягнятки? Оч-чень сомневаюсь. И ты думаешь, зря я сейчас дурака валяю? Хочешь пари? Если через пять минут господа британцы изобразят фонарем: «Извините за беспокойство, желаю счастливого плавания», я их трогать не стану. Если нет — пусть не обижаются… Но они ведь не отстанут.
— Почему именно через пять? — не понял Новиков.
— А вот почему. Мичманец, расстояние до берега?
— Двадцать девять миль два кабельтовых.
— Теперь понял? Для чего же я гнал пароход? Через три минуты мы выходим из их запретки, хоть я и плевать на нее хотел.
Подтверждая его слова, над баковым орудием «Виттори» вспухло белое облачко. По курсу парохода, но с недолетом поднялся окрашенный бурым дымом фонтан.
— Вишь, специальные пристрелочные снаряды у них. Как у японцев в Цусиме.
Донесся приглушенный расстоянием короткий гром.
— Это, наверное, у японцев были их снаряды, — счел нужным уточнить Андрей.
— Не один ли хрен! Все, вышли мы из запретной зоны. Радист, давай!
Это тоже Воронцов придумал заранее. С антенны мощной радиостанции, на волне, отведенной для сигнала «SOS», и по другим волнам тоже пошел в эфир отчаянный крик: «Всем, всем, всем! В открытом море атакован неизвестными кораблями. Повторяю, в Черном море оперируют пиратские корабли неизвестной принадлежности. Веду неравный бой. Прошу помощи! Пароход САСШ „Валгалла“». И координаты. И снова этот же призыв, который принимали, наверное, и радиостанции Эйфелевой башни, и уж наверняка на английских дредноутах в Мраморном море, и в штабе Верховного комиссара. Передав записанный на магнитофон сигнал бедствия раз десять, автомат в рубке переключил всю мощь корабельных передатчиков на создание помех, перекрывающих весь радиодиапазон.
А коммандер Вудворт, занятый своим делом, этого не слышал и, если даже знал, что вышел из тридцатимильной зоны, счел возможным сей факт проигнорировать. Снова выплеснула огненный факел баковая пушка, пошел сверлить пространство второй снаряд. Этот лег точнее, на полкабельтова перед носом «Валгаллы».
— Ну а я что говорил? — словно сожалея, развел руками Воронцов. — Кормовой плутонг — залп!
Новикову никогда раньше не приходилось слышать, как стреляют корабельные пушки большого калибра. Впечатление куда более сильное, чем от танковой стомиллиметровки. Хотя и там в ушах долго стоит мучительный звон. Десятидюймовки шарахнули так, что Андрей присел и, ошеломленный, долго мотал головой, в пустой след глотая открытым ртом воздух, тошнотворно и остро завонявший сгоревшим кордитом.