Теперь они смотрели на него — все трое.
— Кто? — прошелестела Митрофанова.
— Я расскажу, — пообещал Алекс. Он сочувствовал ей, но не слишком. Во всем этом ему еще предстоит разобраться. — Владимир, вспомните! Тем вечером возле дома Екатерины Петровны вы не видели… собаку?
От ответа на этот вопрос зависело многое, если не все.
У Алекса вдруг вспотели ладони, и пришлось тихонько вытереть руки о джинсы.
— Точно! — сказал Береговой. — Собаку видел! Большая черная собака бегала туда-сюда! А что?..
— Так. А кто, кроме вас, знал о том, что у Анны Иосифовны есть компьютер?
Сейчас соврет, понял Алекс, глядя Береговому в лицо.
И тот соврал, конечно:
— Никто, — буркнул он и посмотрел в сторону. — Никто не знал.
— Значит, письма с угрозами ваших рук дело, — подытожил Алекс.
— А если ты будешь молчать и дуться, я тебя вообще никуда не повезу.
— Я не дуюсь, Маня. Мне просто нужно подумать.
— Думай вслух.
Алекс хотел было заявить, что думать вслух он не намерен, а если ей не хочется его везти, он — пожалуйста! — вполне может добраться на метро. Он виртуозно умел проделывать такие штуки — цепляться к словам, даже самым безобидным, самым незначительным, выстраивать целые теории, обижаться на ерунду, добиваясь таким образом самого главного.
Одиночества и покоя.
Но не тут-то было! Маня Поливанова не оставила ему ни единого шанса на одиночество, что уж говорить про покой.
И надуть ее он вряд ли смог бы, разыграв какую-нибудь сцену. Непостижимым образом она понимала все, что происходит у него в голове, и ловила фальшь, и умела пропускать мимо ушей то, что следует пропустить, и всегда слышала самое важное, как будто забралась к нему внутрь и сидела, притаившись, время от времени выглядывая из укрытия, но избавиться от нее не было никакой возможности.
Поэтому он вздохнул и сказал:
— С тобой так трудно, Маня!.. Ты очень мне мешаешь, а поделать я ничего не могу.
— Конечно, мешаю, — согласилась Маня совершенно искренне, — и с этим ничего не нужно делать! Ты просто должен ко мне привыкнуть, только и всего.
Алекс пожал плечами, отвернулся и стал глядеть в окно. Старые привычки не сдавались — все ему хотелось «демонстрировать независимость», оберегать «личное пространство» от «чужих», только чужих никаких не было, не от кого оберегать.
Это же Маня, а не какие-то там «чужие»!
— Скоро Новый год, — объявила та. — Где мы его будем встречать?
— Мы?!
— Ну да. Мы с тобой.
— Ты сошла с ума.
— Ну, вот сейчас самое время заныть, что у тебя свои планы и я в них не вписываюсь. Давай. Начинай.
— Маня.
Она быстро на него взглянула. Вид у него был рассерженный.
— Достань мои сигареты, а? Мне неудобно.
— А где сигареты?
— В портфеле.
— А где портфель?
— На заднем сиденье.
Пока он, пыхтя, тащил с заднего сиденья портфель, сильно наклонившись в ее сторону, Маня несколько раз быстро поцеловала его в ухо.
— Мне щекотно!
— Потерпишь.
И они уставились друг на друга.
Потерпишь — так она говорила ему в ту ночь, когда расправлялась с его кошмарами, изничтожала змей, и они сдались не сразу, но все же Маня победила!..
— Что ты сказал про фарс и драму? Это о чем?
Позабыв про сигареты, Алекс пристроил портфель себе на колени и произнес задумчиво:
— Этот спектакль состоит из двух действий. Действие первое — фарс. Второе — драма.
— Вы, настоящие писатели, не умеете говорить просто! А мы, простые читатели, ваших сложностей не понимаем.
— Анна Иосифовна получала письма с угрозами. Они приходили на ее личный электронный адрес, о котором, по идее, в издательстве никто не знал. Наоборот, все были уверены, что директриса не умеет пользоваться компьютером. Даже Екатерина Петровна!
— Почему ты называешь ее Екатериной Петровной?
— А разве она Марья Ивановна?
Маня запустила руку в портфель, лежавший у него на коленях, покопалась в нем и выудила сигареты.
— Директриса ведь с кем-то переписывалась, не просто же так ей понадобились и компьютер, и почта. Но о том, что они существуют, знал в издательстве единственный человек.
— Береговой, — подсказала догадливая Маня. — А с кем она переписывалась?..
— Точно я, конечно, не знаю, но с одним человеком наверняка — с тем, который присылал эти проклятые письма! Я подозревал, что это Береговой, правда, очень недолго. Потом я думал, что дело в Екатерине Петровне. Зачем она уволила его так поспешно?.. Что именно он мог знать, чего не должен знать никто?
— Алекс! — От возмущения Маня затормозила резче, чем следовало, и он почти ткнулся носом в переднюю панель. — Я сто раз тебе говорила, что Катя ни при чем! Просто она не в себе была, а тут еще фотографии в Интернете! Вот и уволила его сгоряча!
— Может, так, — согласился он и потер нос, — а может, и не так. Про фотографии еще поговорим. Мы перепутали эпизоды спектакля, понимаешь? Эпизод из драмы попадает в фарс, и мы никак не можем его объяснить. Именно потому, что он из другой части.
Маня коротко вздохнула. Его всезнайский тон ее раздражал.
— Давай сначала про фарс. Как я понимаю, фарсом ты называешь письма с угрозами.
— Ты правильно понимаешь. Я пока не могу объяснить, куда делась одна бумажка, на первый взгляд совершенно безобидная. Но ведь она куда-то делась! Кому и зачем она понадобилась?..
— Иди ты в пень.
— Хорошо. По порядку. Откуда начинать?
— От сотворения мира, — буркнула Маня. — Сейчас куда? На МКАД выезжать?
— Под мост и направо.
— А куда мы едем, а?..
— От сотворения мира прошло много лет, Манюнечка. Рассказывать долго. Я остался без романа и без работы. Писать я не мог.
Маня отчетливо фыркнула, так чтоб он слышал, но все же промолчала.
— Я был без работы много лет. Нет, я что-то куда-то писал, какие-то колонки в журналы, заметки в газеты всегда… за кого-то. Иногда делал переводы. Мне платили или забывали. Когда платили, я вел мать или очередную девушку своей жизни в ресторан и чувствовал себя миллионером, а когда денег не было… В общем, это все неинтересно. Но я правда не мог собраться с силами. Никак. Поначалу я еще пытался устроиться на работу хоть в газету, там же нужны люди, умеющие писать, а потом перестал пытаться. И вдруг позвонил Павел.
