Мыльный пузырь злости давно лопнул. Дети выехали из города. Крошево звёзд было щедро разбросано по небу. Серебряное море степи, словно вышитое гладью ковыля, застыло в ночном штиле. В отдалении тёмным пятном, как обломки кораблекрушения, громоздились кибитки.
Марика спрыгнула с коня и дала Глебу знак сделать то же самое. Он спешился. Ловко спутав ноги лошадей, девочка пустила их в цыганский табун.
— Пускай подождут нас здесь, — сказала она, любовно похлопывая белолобого.
— А что, если Варга уже спит? — забеспокоился Глеб.
— Она никогда не спит, — отрезала Марика.
Прячась за кибитками, дети обогнули догорающий костёр, возле которого, завернувшись в одеяла, отдыхали цыгане. Только одна старуха, сморщенная, как сухой сучок, сидела перед тлеющими углями. В отблесках умирающего огня её смуглое лицо напоминало растрескавшуюся кору старого дерева. Она сидела неподвижно, как деревянный идол, отрешённо уставившись на игру света на головешках. Только кольца дыма, поднимающиеся из длинной глиняной трубки, говорили о том, что она не изваяние.
Марика молча стояла, не обнаруживая своего присутствия. Глеб тоже ждал, когда Варга заметит их. Но та, погружённая в свои мысли, витала где-то далеко. Внезапный вопрос старухи застал мальчика врасплох.
— Зачем он здесь?
Варга не пошевелилась, продолжая глядеть в другую сторону, и для Глеба осталось загадкой, как она умудрилась увидеть или, скорее, почувствовать их присутствие.
— Он вступился за меня и поделился хлебом, — ответила Марика на вопрос старухи.
— Чего он хочет?
— Чтобы ты помогла избавиться от колдовства.
— Скажи ему, что он напрасно пришёл. Моя сила не для людей чужого племени.
— Но в нём есть цыганская кровь, — пылко заверила девочка.
— Цыганская кровь?
Варга впервые оторвалась от созерцания головешек, мельком глянула на Глеба, а потом уставилась на Марику, ожидая объяснений.
— Вот. — Марика схватила Глеба за рукав, поспешно подтащив к старухе, знаком приказала показать запястье и сама вскинула руку. Оборки на широком рукаве упали, обнажив едва затянувшийся порез.
Варга молчала. Колечки дыма перестали вылетать из трубки, будто дыхание жизни покинуло её. Глеб с волнением ждал решения старухи. Через несколько мгновений оцепенение отпустило старую цыганку, её бесстрастное лицо переплавилось в маску гнева, смешанного со страхом. Цепкими крючьями пальцев она ухватила мальчика за руку, впилась глазами в линии на его ладони, а потом резко отпихнула Глеба и издала стон, переходящий в вопль смертельно раненного зверя.
Глава 5
Месть духов
Табор ожил. Груды тряпья и одеял, разбросанные вокруг костра, зашевелились, точно земля заходила ходуном, разверзлась, и из-под неё появилась потревоженная людская лава. Враждебная толпа сомкнулась вокруг Глеба. Отступать было некуда. Он оглянулся, ища поддержки Марики, и почувствовал, как её тёплые пальцы скользнули в его ладонь. Девочка крепко сжала его руку и встала рядом, плечо к плечу. Сполохи догорающего костра играли в зрачках Варги. Она ткнула в Марику крючковатым пальцем и выкрикнула: — Как ты посмела! Ты преступила запрет и предала наше племя. Когда я уйду, великая сила духов покинет наш род.
— Я не нарушила запрет. Клянусь, что я не колдовала. Я знаю, мне не можно, — срывающимся голосом возразила девочка, но Варга продолжала так, будто не слышала её:
— Сбывается предсказание. Твоя кровь смешалась с кровью королей. Если ты останешься здесь, то станешь проклятием нашего рода.
— Бабу, не говори так! — воскликнула девочка. — Откуда кровь королей? Его мать бакалейщица. Скажи. — Она дёрнула Глеба за руку, призывая говорить.
— Правду говори. Кто твой отец? — сердито выкрикнула старуха.
Глеб изо всех сил старался не отвести глаз, хотя огненный взгляд Варги, казалось, прожигал его.
— Король.
Марика вскрикнула и пошатнулась. Глеб поддержал её, но она отстранилась. Девочка молча глядела на него широко распахнутыми глазами, в которых дрожали блики костра. Они набухали, пока не вылились слюдяными бороздками по её матовым смуглым щекам.
Толпа раздалась, отступив от детей, как от прокажённых. Плечистый цыган с серьгой в ухе и маленькой клиновидной бородкой приблизился к Марике. Он взял девочку за подбородок и резко вздёрнул её голову вверх. Их глаза встретились.
— Зачем ты так сделала? — спросил он.
— Он вступился за меня. Я ничего не знала, землю есть буду. Прости.
— Это не моя воля. Ты должна уйти, — сказал цыган. Марика сникла и опустила голову. Она понимала: никто, даже отец, не может идти против духов. Пронзительно тонко завыла женщина, и, как по команде, толпа ответила гулом причитаний.
Глеб вспомнил далёкий, страшный день, когда его тоже прогоняли из дома. Он знал, что Марика должна сейчас чувствовать. Забыв про страх, мальчик крикнул:
— Пожалуйста, не наказывайте её! Она ни в чём не виновата. Я уговорил её. Это моя вина.
Цыгане стихли, и в наступившей тишине надтреснутый голос Варги прозвучал приговором, погасив пылкую мольбу мальчика.
— Нет виновных и безвинных. Есть судьба. Ты здесь потому, что такова воля духов. Я сделаю, что ты хочешь, но после этого вы должны уйти.
Варга встала. Высокая и сухопарая, она держалась удивительно прямо для древней старухи, будто кряжистое дерево, которое высохло, но не согнулось. Груз прожитых лет не тянул её к земле. Выцветшие оборки, как жухлые осенние листья, покрывали её ветхое одеяние, и, словно последний солнечный луч на ледяной корочке, подёрнувшей истлевшую листву, тускло отсвечивали мониста. Подойдя к Марике, старуха положила руки девочке на плечи. Они молча смотрели друг на друга — юная хрупкая девчушка и иссохшая древняя старуха: весна и осень. По лицу Варги нельзя было прочитать её чувств. Оно было непроницаемо бесстрастным. Варга слишком долго жила и так много повидала на своём веку, что страсти давно умерли, уступив место мудрости.
Но вдруг провалы глазниц старой цыганки заблестели, как будто оттепель растопила лёд осени. Варга плакала, и это было так же невероятно, как если бы слёзы полились из сухого дерева.
— Бабу, — с мольбой прошептала Марика, подавшись к Варге, но старуха сердито отпихнула её и, отвернувшись, пошла прочь.
Боль удушливыми тисками сжала Марике грудь: она предала Варгу и не оправдала надежд. Бабу любила её, и если была к ней более строга и сурова, чем к остальным, то лишь потому, что передавала ей знание. Ей предстояло стать избранницей духов, а она обманула род. Девочка хотела побежать за Варгой, обхватить её, молить о прощении, но она знала, что это ничего не изменит. Никто не мог идти против духов.
Отойдя на несколько шагов, Варга обернулась и сделала всем знак. Люди отступили. Старая цыганка трубкой очертила на земле круг, будто отрезав жавшихся друг к дружке детей от остального мира, и нараспев начала произносить заклинания на незнакомом языке. По мере того как её гортанный голос ткал паутину из звуков, лунные лучи в кругу, очерченном Варгой, сгущались и становились ярче, пока столб света не выхватил из тьмы детей, погрузив цыган и кибитки во мрак. Варга достала из-за пояса трубку и, выбив её на ладонь, дунула на пепел. Седые хлопья поднялись и понеслись в круг света. Они кружились, парили и множились, превращаясь в снежинки. Степь ещё только примеряла осенний наряд, а вокруг Глеба и Марики уже разыгралась зима. Снегопад становился всё гуще и гуще, и наконец снежная пелена совсем скрыла их за пуховой белой завесой.
