Замолкаю, оттого, что накатывает как цунами приступ жалости к самой себе. Пытаюсь забрать из его рук почти опустевшую бутылку, но Алекс не отдаёт, ограничившись коротким комментарием:
—Тебе хватит, Женя!
Но я остервенело тащу ее на себя, настаивая, что только один глоточек, крайний! И все. Алекс только посмеивается, играя со мной в кошки-мышки — в итоге, борьбу за бутылку я проигрываю. Сижу, насупившись, впрочем, не долго, потому что он требует продолжения моего увлекательного повествования.
—Да я уже и не помню, на чем остановилась,— вяло произношу, позёвывая.
—Нет! Не спи,— он хватает меня за локти и легонечко трясёт, что, впрочем, вызывает во мне только смех,— так что там стало для тебя в этом браке точкой? И почему ты решила все закончить с ним именно сейчас?
—А ничего, собственно! У тебя, что ли, есть прямо такая конкретная причина, точка, после которой — все? Тумблер перещелкнул,— говорю, и в голове какая-то каша. Решительно высвобождаюсь из медвежьего объятия Алекса, чтобы добавить,— а вообще, да, ты прав! Была такая точка. Это неспособность моего мужа разделять со мной горести, а не только радости, что очень изменило его. Я имею в виду, заботы о Катюше, у которой, кроме меня, никого нет! Отец не в счёт, он занят своей новой семьей, а Катя там постольку-поскольку,— прокашлявшись, чтобы не сорваться в сопливые жалобы скрипучим голоском, спокойно продолжаю,— Гриша ненавидел это. Он считал, что я должна принадлежать ему и только ему.
Делаю небольшую паузу.
—Представляешь, за короткий срок на моих глазах он вдруг превратился в гнусного, жалкого, мелочного человечишку. То ли он всегда таким был, то ли так неожиданно «испортился» на фоне предлагаемых жизненных обстоятельств, не знаю.
—Был,— философски изрекает Алекс. И я абсолютно согласна с ним!
—Короче, развод,— зачем-то резюмирую. Не знаю всех нюансов, как именно это работает, но я чувствую реальное облегчение, высказавшись о наболевшем.
—Давай за два развода?— оживляется Алекс, потрясая бутылкой,— на брудершафт!
—Нет, постой,— я его даже не слышу сейчас, чуть-чуть привставая в кровати на коленках. Меня осеняет,— мы не договорили! Ведь это не они плохие или какие-то не такие, Алекс! И не мы. Просто они не подошли нам, а мы не подошли им, вот и вся разгадка! А это потому, что…
Но, как не силюсь дальше — не могу закончить фразу. Ох и виски! Рубит жестко. Алекс снова внимательно меня выслушивает.
—Потому что они не наши половинки,— и подсказывает, видимо, сжалившись надо мной. Сижу как выброшенная на берег рыбка — то открывая, то закрывая рот с крайне озадаченным видом.
—Вот! Точно,— радостно подпрыгиваю, чуть не хлопая в ладоши. Сказанное им кажется мне гениальным.
—Тогда давай выпьем по последней не за развод, а наоборот,— воодушевленно предлагает он,— за то, чтобы все люди умели разглядеть своих половинок. Вовремя. И не упустить. На брудершафт!
Наконец, это уже до меня доходит. Ну и ну!
—Ты забыл главное правило шутки, Алекс,— при этом смеюсь, противореча самой себе,— шутка должна быть смешной!
—Ты про брудершафт? А я не шутил. Можем вообще не пить,— тихо говорит он, и в воздухе, всего в нескольких жалких десятках сантиметров между нами вдруг повисает такое токовое напряжение, что впору начинать искрить,— если хочешь. Все — как захочешь!
Алекс ничего не делает. Но смотрит так, что меня и саму начинает неконтролируемо потряхивать. Да он же неадекватен! Мне вдруг кажется, что сейчас только чиркни спичкой, и…
—Ты пьян,— досадливо морщусь,— ты понял вообще, что произошло?! Мы напились в стельку, оба. В дрова. Как будем выползать из самолёта?
—Не суетись. Ты в порядке,— Алекс смотрит на свои наручные часы,— до дров ещё очень и очень далеко. Я принесу воды и поспим пару часов, а потом посмотрим на тебя, окей?
—Что значит,— чувствую, как мягко покачиваюсь, словно водоросль в воде. И это приятное ощущение,— вместе?!
—То и значит,— спокойно отвечает он мне, вставая,— и да, целовать тебя пьяную не самая удачная идея! Так что можешь не волноваться. А спать за столом на диване, только из-за твоей девственной стыдливости считаю нецелесообразным. Извини.
Алекс исчезает за дверью, пока я мучительно размышляю над каким-то очень остроумным и едким ответом.
Неожиданно просыпаюсь от того, что кто-то укладывает меня на подушки и укрывает, в кромешной тьме. Как, я заснула, когда?! Подпрыгиваю на месте. Начав метаться, утыкаюсь прямо в грудь Алекса и улавливаю его такой уже знакомый, тонкий аромат парфюма с древесными нотками. И запах его кожи… Успокаиваюсь, что-то бормоча спросонок.
—Тише, тише,— отзывается он, аккуратно опрокидывая меня на подушки,— я всего лишь устраиваю тебя поудобнее! Легкая, как перышко. И больно колешься своими выпирающими косточками, надо бы тебя откормить. Давай снимем брюки?
—Чьи?— сиплю не своим голосом.
—Ну не мои же,— вздыхает с притворной усталостью в голосе,— свои я уже снял. Жарко в таких плотных под одеялом.
—Свои, что? Снял?— в ужасе, шарю руками по его голому торсу.
Да он везде голый! Не обманул. О нееет. Натыкаюсь на мягкую ткань трусов-боксёров, фух. И торопливо отдергиваю руки, чувствуя, как в его груди вибрирует смех.
—Женя, ну хватит! Не тошнит?
—Нет,— отодвигаюсь от него на максимальное расстояние, пытаясь при этом снять брюки непослушными руками. Ремень на них и вправду давит, неприятно впиваясь в кожу. Лежу, вспоминая, какие на мне сейчас трусы — приличные ли, вдруг обнажусь случайно,— хватит что?
—Хватит строить из себя трепетную лань! Получается так себе..
Я немножко замерзла, а он такой тёплый. Ощущаю жар кожи Алекса, даже находясь на другом краю кровати. Наконец, сбрасываю с себя брюки на ближайшую тумбочку. Зябко кутаюсь в одеяло, перетягивая его на себя.
—А ты что ли предлагаешь снять с себя все, и отдаться тебе?
—Женя, Женя,— слышу мягкий укор в его низком, с хрипотцой, голосе откуда-то из темноты, и это здорово будоражит,— а не многовато ли для тебя одной целого одеяла? Еще и такие непристойные предложения… мой ответ — нет.
—Ну, ты и жук!— смеюсь, а Алекс тянет одеяло на себя. И вроде бы потихоньку, но постепенно меня все ощутимей разматывает из него,— это была шутка вообще-то, и дураку понятно. Поищи другое одеяло, может, где-то есть ещё?
—Нету,— продолжает настойчиво тянуть, а я еду к нему прямо в одеяле, наполовину замотанная. Как раз в пути отчаянно пытаюсь окончательно выбраться из кокона, в который сама же себя и заточила.
—Небогато живёте, британская разведка,— подкалываю, выскользнув, наконец, из толстых складок ткани. Ну вот, теперь я совсем без одеяла! Что за наглость? Дрожу. Вероятнее всего, знобит немного,— блин, я замёрзла. Последствия перепоя, наверное. Почему бы тебе по-джентельменски не уступить?
