—Я, гм, допустил ошибку,— Уильям начинает заикаться. Он знает Алекса больше пяти лет, но нецензурную лексику слышит от него впервые,— я позволил себе предположить, что девушки сами заинтересованы в нашей защите. Я немедленно начинаю поиск..
—Учись слушать задания, Уильям!— Алекс в бешенстве,— это поручение ты провалил. Сейчас возвращаешься к работе по делу Блеквуда. Пока все,— отключается.
Пятнадцать лет назад
Меня заводят в кабинет начальника следственного изолятора прямо в наручниках, и аккуратно прикрывают дверь. Несколько раз моргаю отвыкшими от яркого солнечного света глазами, а затем, прищурившись, осматриваюсь.
В дальнем углу кабинета, у окна — высокая фигура человека в форме. Он поворачивается, идёт ко мне. Обомлеваю. Ощущение такое, как будто выстрел в упор! Мой дед.
В своей военной парадной форме с нашивками, с наградами на груди. Их немного, но яркие полоски золота на светло-сером фоне режут глаза. Смотрит пристальным, немигающим взглядом, сам весь уже хоть и сухонький, но внушительный, прямой как аршин. Военная выправка! А я сразу замечаю, как он постарел. Опускаю глаза.
—Как смеешь ты позорить память своих родителей?!— спрашивает вместо приветствия. Шмыгаю носом.
Он подходит ближе.
—Спину ровно, смотреть в глаза,— моментально выпрямляюсь, встречаясь с его холодным презрительным взглядом, от которого меня бросает то в жар, то в холод. Смотрит как на диковинное насекомое.
—Не думал, что скажу когда-нибудь такое, но я рад, что твои родители не увидят этого! Был уверен, что твой максимум — оказаться где-то под мостом, среди бомжей, без денег, но… я ошибался.
—Дедушка, я не убивал никого, честно! То, что я здесь — это случайность, поверь!— выпаливаю.
—А то, что ты оказался в банде, тоже случайность?
—Меня ограбили! Сразу, как только приехал,— почти плачу,— потом я познакомился с парнем, которого убили, ну, то есть позже, и ещё с одним… дед… они предложили подзаработать. Я втянулся. Ну а дальше,— дыхание мое перехватывает от эмоций, и я уже больше не могу сказать ни слова.
Он тоже молчит какое-то время.
—Почему не позвонил мне?
—Было стыдно.
—А воровать не стыдно?
—Откуда ты все знаешь,— снова, не выдержав, опускаю глаза,— как тебя пустили сюда… дед, я правда не убивал никого! Не понимаю..
—Сопли подбери,— жестко обрывает он,— и не канючь. Говори связно, учись четко формулировать свои мысли! Надо было выпороть тебя как следует тогда, и оставить дома. А я пустил твое воспитание на самотёк. Решил, что тебе можно доверять — и вот результат. Я знаю, что ты не убивал!
Вскидываю на него горящий, исполненный благодарностью взгляд, но он останавливает меня жестом.
—Иначе бы я с тобой по-другому разговаривал! Или не разговаривал вообще,— продолжает,— видишь ли, Алекс, так случилось, что у меня, кроме тебя, никого на этом свете нет. А потому я встал с лежанки, начистил форму, закрыл свой старый дом и поехал на поклон к кое-кому очень важному в столицу,— делает паузу, чтобы перевести дыхание.
Я вижу как он волнуется. Что неудивительно.
—Когда-то я был специалистом, и специалистом известным в определенных кругах! Даже твои родители всего не знали. Я эксперт-баллист, как ты помнишь, правда, больше по военному профилю. Но могу даже навскидку сказать, что ты не смог бы организовать ту взрывчатку, которую тебе приписывают! Хотя об этом после.
Снова ненадолго замолкает, словно раздумывая.
—Так вот, когда я еще был в теме, меня привлекала к сотрудничеству иногда, по договоренности, одна очень серьёзная организация. Думается, не единожды я оказывался им полезен, а они не забывают об услугах, даже если таковые были оказаны давно. Мощная организация, внук, уж поверь мне, с вековой репутацией! Вспомнили и меня. А я за тебя слезно попросил. Они таких, как ты, иногда берут маленькими, под крыло, под шефство, так сказать, и дают выучку под себя, чтобы потом на работу пригласить. Только там работа такая — она на всю жизнь! И человек входит в систему, получая защиту пожизненную. Сотрудников они с улицы не берут, Алекс, и преступников тоже. Ценят людей проверенных, из хороших семей, с приличным образованием, с рекомендацией. С талантом! Главным образом, в работе и самодисциплиной как в космосе. Это, конечно, пока не про тебя. Но, предварительно по тебе сюда запрос сделали. Похоже на подставу, да. И погибший вместе с твоим другом, знаешь, совсем случайный ему человек по их информации.
Услышанное шокирует меня. Стою каменным изваянием, а дед спокойно мерит шагами пространство вокруг. Я слушаю его, затаив дыхание.
—Так вот, мой дорогой, я готов сделать тебе предложение, какое делают только один раз в жизни, и то единицам! Тебя без адвоката допрашивали, я узнавал, а значит допросы эти сегодня — пыль. Я найму лучшего адвоката страны, найду деньги.
Пауза.
—Помогу очиститься. Но только в обмен на то, что ты станешь человеком и не просто человеком, а верой и правдой будешь служить тому, к кому приведу! Кто будет курировать твою учебу, где скажет, а после — даст работу. Престижнее в Британии нет, а может быть, и в мире. Но, повторяю условие, с момента принятия тобой судьбоносного решения забудешь обо всем, что было раньше, забудешь прежнюю жизнь и прежних друзей, беспрекословно подчинишься. Сначала мне, а после — им. Я хочу тебе лучшей судьбы, внук.
—Дед,— произношу осторожным шепотом,— а ты не думаешь, что здесь, в следственном изоляторе штатов могут писать наш разговор?!
Он усмехается. И я вдруг вижу, как он меняется, и в глазах его будто загораются прежние тёплые солнышки, согревающие меня, как в детстве.
—Мне нравится, что начинаешь соображать,— подмигивает,— это дружественная нам организация. Да я и не сказал ничего секретного. Более подробный разговор нас ждёт, если примешь решение,— неожиданно для меня он подходит к двери, широко распахивает ее,— конвой! Увести.
Изумляюсь резкому окончанию разговора, но, похоже, дед куда-то торопится. Тут же к нам заходят двое, те самые, что привели меня.
—Умойся, приведи себя в приличный вид,— бросает он мне на прощание,— дашь знать, как подумаешь.
Меня уводят раньше, чем я успеваю возмутиться или что-то переспросить. На диком адреналине, возвращаюсь в камеру.
Я понял все, что дед хотел сказать. Но не тороплюсь. Хочу подумать, осмыслить сказанное! Если я подпишусь — не отступлю, и он об этом знает.
Наверное, странно, но под каким бы углом зрения я ни крутил его предложение, все возвращает меня к Жене. Смогу ли я хоть что-то узнать о ее судьбе, если буду служить этой организации? Или раньше, общаясь со своим куратором?
А что, если это не она бросила меня, ничего не сказав, а ее увезли силой, может быть, даже сам Артист?!
Но зачем тогда было выдергивать ее из общаги, при свидетелях. Можно же было просто подкараулить где-нибудь на улице. Не сходится.
