Нет. Все не то. Должен же быть хоть какой-то выход!
Я не сдамся.
Катя двигает к нам тарелки и вилки, она голодна. Что-то болтает — я не слушаю, вяло ковыряя вилкой картофельное пюре с мясной подливой и горошком. Ем, не чувствуя вкуса, понимая, что мне нужны силы. Катерина снова тормошит меня.
—Так как? Что за договор, на операцию?
—Да,— отвечаю коротко.
—Но они же не собираются меня оперировать?
—Тебя, нет, Кать,— устало потираю лоб,— пока ещё многое неясно! Давай сейчас отдохнем немножко. Мне надо подумать. Утро вечера мудренее.
—Переночуем здесь?
Мрачно усмехаюсь. Как-будто бы нам оставили выбор!
—Да,— как ни силюсь, не могу заставить себя проглотить больше ни кусочка.
Изучаю нашу комнату-палату, обнаруживаю дверь в маленький санузел-душевую. Отправляю Катю в душ и чистить зубы, а сама долго еще лежу на кровати в позе эмбриона, подтянув к себе колени.
Передохнуть не удается! Когда мы, наконец, собираемся лечь поспать, страшно вымотанные обе, к нам без стука заходит один из тех мужиков, которые скрутили меня силой перед тем как затащить сюда.
—Евгения, вы можете позвонить семье,— говорит один из них, гадко ухмыляясь. От его улыбочки у меня мороз по коже.
—Идите за мной!
—Я не хочу,— мне едва достаёт сил, чтобы произнести это. Да что они мне вкололи?!
—Быстро,— меняет он тон,— пошла за мной.
Бросаю взгляд на Катюшу и встаю, внутренне моментально мобилизуясь. Пусть теоретически, он может сделать все, что пожелает, но пусть это будет не при ней.
От меня и вправду сейчас ничего не зависит, поэтому лучше пока не злить их.
—Катюша, я очень быстро!— акцентирую на этом,— позвоню и приду.
Она испуганно кивает.
Мне ничего другого не остается, кроме как последовать за ними. Мы недолго петляем полутёмными коридорами, пока тот мужик не заводит меня в какую-то каморку и не сует в руки мой мобильный телефон. Следом за нами входит женщина, по-видимому, из русскоязычных.
—Это для контроля за тобой,— с угрозой в голосе подтверждает он мои догадки,— одно лишнее слово, и я отключаю связь! Ясно?
—Да.
—Позвонишь мужу, или кому там, скажешь, добрались нормально. Что позвонишь на днях. Усекла?
—Да, я поняла.
—И чтоб без глупостей!— тычет меня в бок пальцем. Резко отодвигаюсь,— ну звони давай, че застыла?
Руки начинают трястись, но я набираю Гришу. Он поднимает далеко не сразу — вероятно, сказывается разница во времени.
—Привет,— стараюсь говорить бодро,— мы уже на месте. Как ты, Гриша?
—Привет,— у них сейчас утро,— хорошо! Как настрой? У меня, как обычно,— делает драматическую паузу,— просыпаюсь сам, готовлю себе завтрак, кофе, и вообще все сам. Рубашку вот гладить собрался! Как холостяк. Боюсь привыкнуть, Женя.
—Справишься. Я позвоню тебе на днях, хорошо?
—Что значит на днях?!— его голос становится подозрительным,— ты что там, такая занятая? И вообще, почему не по скайпу звонишь? Где Катя?
—Катя в палате,— пытаюсь справиться с подступающими слезами. Меня заставили включить громкую связь, и теперь женщина рядом просто слушает, а цербер справа уже больно вцепился в мое предплечье, на всякий случай,— я позвоню тебе по скайпу на днях. Разрядился ноутбук.
Цербер встряхивает меня, а Гриша разражается гневной тирадой:
—Да что там, розетки что ли нет, в больнице?! Зарядишь и позвонишь, мне на работу не с утра сегодня.
—Но у нас уже почти ночь,— думаю о том, что он в любом случае мне бы ничем не помог, даже если бы я и попыталась на что-то намекнуть. Но Гриша, как обычно, слышит только себя.
—Ладно, ночь так ночь, тогда завтра. Тебе по-любому в больнице целыми днями сидеть ждать, времени много! Хвостом там не сильно крути перед американскими кобелями…
—Гриш, ты в своём уме?!— повышаю голос,— ты хоть о Кате поинтересуйся для приличия.
Несмотря на всю тяжесть ситуации, мне становится стыдно перед этими преступниками. Какой же жалкой, должно быть, кажется им моя жизнь!
—Ладно-ладно, не нападай. Радуйся, что вообще отпустил тебя по заграницам, у другого бы никуда не поехала. Есть папаша — вперёд!— отзывается он. Делает паузу,— и вообще… Чего молчишь? Если есть что рассказать, рассказывай.
Женщина делает мне знак говорить, а мой конвоир решает закрепить это новым ощутимым тычком в бок. Я стою, чуть не плача.
—Гриша,— мысленно умоляю себя не расклеиться прямо здесь,— давай не будем ссориться. Я очень устала. У Кати все хорошо. Хочешь завтра — позвоню завтра!
—Позвонишь, когда сочтешь нужным,— протягивает он презрительно,— ты ж у нас такая деловая! Давай, пока. Кате привет. Когда операция?
—Пока не знаю. На днях,— мой голос дрожит.
—Хорошо,— Гриша по-прежнему ничего не замечает,— только не трать на телефон наши деньги! Звони по скайпу. Пока.
—Пока. Гриша! Позвони, пожалуйста, папе, скажи, что все хорошо.
—Эсэмэску кину. Мог бы и сам Катю набрать! Папаша, блин..
—Все, пока,— мне не терпится закончить разговор.
Глава 14
Пятнадцать лет назад
Долго стоим возле входа на территорию колледжа, друг напротив друга. И на наших лицах дурацкие улыбочки! Я встаю на бордюр, чтобы быть повыше, и смотреть ему в глаза не снизу вверх.
Алекс улыбается чуть насмешливо, а я снова почему-то робею перед ним. Но на душе так радостно и волнительно. Бутылка закопана нами на пляже, в надежном месте.
—Значит так, конверты закончились,— деловито произносит он,— дашь телефончик?
Киваю, смеюсь. Диктую ему мой американский номер. В Америке выгоднее общаться, конечно же, через местную связь, а чтобы позвонить своим, я меняю эту карточку на старую. Но здесь, в основном, на моем телефоне стоит американская.
—А где живёшь ты?— не могу удержаться от вопроса.
—На Манхэттене,— отвечает он, и тоже смеётся.
Что, на Манхэттене? Самый дорогой и престижный район Нью-йорка. Мои глаза округляются.
—В праджекте.
Алекс объясняет. Это странно, но в самом центре Нью-йорка, на Манхэттене, располагается социальное жильё для малоимущих — так называемые праджекты. Многоквартирные дома.
Он говорит, что снимает комнату у одной латиноамериканской многодетной семьи, неофициально, конечно.
—Это временное жильё. Я планировал снять что-то получше, и в другом месте. Могу это сделать хоть сейчас, у меня уже есть деньги. Я вообще могу повести тебя в лучший ресторан на Манхэттене!
