—Там, на фазенде,— Алекс садится, вдруг становясь печальным и серьёзным,— несколько часов назад, я овдовел.
Эта информация звучит для меня как гром среди ясного неба.
—Да ты что?!— я сажусь тоже, ожидая подробностей, и не в силах до конца поверить в сказанное.
Алекс рассказывает, хоть и коротко, но емко, каждым своим словом затрагивая какие-то болезненные струны моей души — о двух смертях, о предательстве Талера, а ещё, о том, какую во всем этом роль сыграла его собственная жена.
Он повествует по-мужски скупо, без особых эмоций, однако я отчетливо вижу и глубину его боли, и горечь разочарования. Алекс не скрывает от меня ничего.
—Я думаю, он хотел использовать ее против меня! И Максу действительно каким-то образом удалось заморочить ей голову,— говорит он в заключение,— но, все получилось наоборот. Она послужила главной причиной его гибели и спасла меня, или спасала, как ей, возможно, думалось в тот момент, но действовала она очень осознанно. Это точно! Поэтому сказать, что я благодарен Женевьеве — ничего не сказать..
Он скорбно умолкает. Вздыхаем. Сидим еще какое-то время в тишине, бок о бок, оба глубоко задумавшиеся.
За окном занимается новый день, а усталость такая, как будто и не было того кусочка ночи, когда я успела немного подремать. Хотя, Алекс умеет снимать сон как рукой.
В голову мою закрадывается нехорошая мыслишка о том, что мне-то вроде бы надо радоваться! Только радости почему-то нет. Есть растерянность и удивление, даже шок. Неужели она настолько сильно любила его, что пожертвовала собой в той критической ситуации? А может быть, она просто не ожидала, что тоже погибнет?
К примеру, хотела вытолкнуть Талера из вертолёта, оставшись там с Алексом, но так уж трагично сложились обстоятельства, что… в любом случае, правды мы уже не узнаем!
Замечаю несколько ссадин на его теле и тут же тянусь к ним, нежно поглаживая, желая снять боль. Он поворачивается ко мне, и наши взгляды встречаются.
—Позволь выразить тебе соболезнования,— начинаю немного робко, но искренне. Алекс не даёт мне продолжить, касаясь моих губ пальцами. Затем крепко обнимает и просит:
—Не надо! Оставим прошлое прошлому. Так не должно было быть, да, но я не хочу больше говорить об этом… просто не отталкивай меня… пожалуйста.
—Я не отталкиваю,— отвечаю, что он тут же понимает по-своему.
Приникает к моим губам жадным поцелуем, распаляя вновь, ещё более мучительно и мощно! Я отвечаю. Нас обоих трясёт и выкручивает от дикого желания стать как можно ближе друг к другу. Но, уже в следующее мгновение я заставляю себя оторваться от него, понимая, что так будет лучше и правильнее для нас обоих.
Это оказывается тяжело и сложно. Я даже пугаюсь остроты своих ощущений, чувствуя себя в этот момент не человеком, а магнитом. Только не сейчас, не тогда, когда он сообщил мне о смерти своей жены! Кем бы она ни была для него в действительности, и как бы ни относилась ко мне. Точка.
—Послушай, Алекс… хотела сказать. Я собираюсь сегодня в аэропорт, домой! Это срочно,— выпаливаю, восстановив дыхание и глядя в его потемневшие, с поволокой глаза,— надо уладить кое-какие вопросы с работой. Мой отпуск, к сожалению, закончился. И потом, скоро у Кати операция…
—Когда?
—Точно не знаю,— немного мнусь, размышляя. Я ведь на самом деле не в курсе точной даты, но знаю, что она планируется на ближайшие дни,— через недельку где-то. Выясню на месте! Ты сможешь закончить тут сам, без меня?
Он замолкает ненадолго, изучая мое лицо, а у меня все так и скручивает где-то в желудке от волнения и от затянувшегося странного молчания.
Вообще-то, изначально моей целью было «переключить» немного Алекса, когда ситуация стала выходить из-под контроля. Но что-то пошло не так.
—Знаешь, я не хочу выглядеть шовинистом, ломающим твою карьеру и все такое,— тепло усмехается он, как ни в чем не бывало нежно обнимая меня,— но… как тебе идея переехать в Лондон?
—Это… гм,— затрудняюсь описать шквал своих эмоций.
Но это точно вау! Взрыв мозга, разрыв шаблонов — в хорошем смысле.
—А конкретнее?!— уточняет он. Смеёмся.
Нет, я конечно ожидала чего-то подобного. Алекс очень-очень дорог мне, хотя… мучительно размышляю дальше — столько всего произошло и, наверное, глупо размышлять о таких серьёзных вещах на рассвете, в растрепанных чувствах и с мозгами набекрень, как у меня сейчас.
—Если бы ты не предложил мне этого,— честно признаюсь ему,— мне было бы очень больно. Ты уже стал важной частью моей жизни! Но…
—Но?
—Но, понимаешь, нужно все очень хорошо обдумать! Про переезд, про нас… Так правильнее. Давай лучше я обработаю тебе ссадины, есть чем?
Алекс кивает, но смотрит пристально, желая, очевидно, разгадать мои мысли. Такой решительно-серьёзный вид у него я видела всего однажды, когда он делал мне предложение руки и сердца, много лет назад.
Приносит какую-то коробочку с медикаментами и смотрит с придыханием, как я, подрагивающими от его пристального внимания руками, не особо умело обрабатываю его раны. Перед глазами стоит картинка из прошлого — как я лечила его после памятной драки в казино.
Когда он дрался за меня. А я, девчонка, смотрела на него с обожанием и восторгом… и терялась иногда — совсем как сейчас!
—Да. Надо подумать,— глуповато повторяю, закончив,— и тебе..
—А я давно подумал,— спокойно откликается,— мне все стало понятно ещё тогда, в Нью-йорке! Я жалею только о потерянном времени.
И это самое время вдруг останавливается для нас.
Замираем в трогательной неподвижности, друг напротив друга. Непослушными пальцами, я долго и ровненько укладываю зачем-то пластыри, перекись, бинты… И хочется, и колется.
Впрочем, отправить бы Алекса поспать — наверняка же он очень устал после такой сумасшедшей, страшной ночи! Это становится решающим аргументом для меня, когда я говорю, стараясь не смотреть ему в глаза и понижая тем самым накал страстей, пронизывающих воздух вполне осязаемым электричеством:
—Кстати, почему бы тебе теперь не пойти, передохнуть немного? Может быть… поспим… в своих кроватях?— поспешно уточняю.
Но Алекс дожидается, пока я решаюсь поднять на него взгляд. И вдруг неожиданно, весело предлагает:
—А хочешь посмотреть мое оружие? Ты, помнится, интересовалась.
—Хочу,— так же неожиданно для себя отвечаю.
Глава 67
Слегка смущаясь, накидываю на плечи «приличный» верх от пижамы, потому что моя майка на тонких бретелях совсем уж из полупрозрачной ткани. Краем глаза отмечаю затаённую грусть-печаль в глазах Алекса от моих действий, и это почему-то веселит.
Впрочем, он улыбается мне тоже — стоит только взглянуть на него в открытую. Ничего, Алекс, мой миленький, переживешь.
