Алекс бросается туда же, удерживаясь на краю и глядя, как они просто падают вместе и как через шесть секунд этого свободного падения ярко вспыхивает, взрываясь в руках Макса, граната. В раскаленном мареве взрыва они скрываются от его взгляда навсегда.
Горячая волна воздуха касается лица Алекса. В эти долгие секунды Дженни смотрела ему в глаза, падая. И он тоже смотрел на нее — не отрываясь, до самого конца…
Алекс возвращается за штурвал вертолёта и делает крутой вираж, удерживая его в ровном положении и направляя вниз, на посадку. Движения Алекса отточены, а лицо непроницаемо, и только блестящие, влажные от непролитых слез глаза выдают всю лавину его эмоций.
Он знает — неважно, почему она была там. Она сделала это ради него.
Часом ранее
Пользуясь одеялом как прикрытием, небрежно накинутым ему на плечи кем-то из эфиопов, Алекс незаметно высвобождает из захвата верёвки руку с маячком, и долго, терпеливо ждет подходящего момента, когда внимание неопытной четверки автоматчиков-охранников, зорко следящих за ним только первые пару часов, несколько рассеивается.
В тот момент, когда один из четверых выходит «отлить», а двое других ведут между собой непринуждённую болтовню вполголоса, он решает, что пора.
Алекс делает ставку на того единственного, кто сейчас по-настоящему следит за ним.
Вспоров кожу между пальцами острым краем стула, он ловко вытаскивает маячок и роняет его на пол так, чтобы привлечь внимание того самого охранника. Наклоняет голову, словно в удивлении рассматривая упавший маячок. Капает на него сверху кровью.
Эфиоп поддаётся своей первой реакции — подскакивает поближе и тоже наклоняется, чтобы рассмотреть. Этого оказывается достаточно, чтобы одной свободной рукой сдёрнуть автомат с его плеча.
Время теперь будто замедляет свой ход, но за считанные секунды Алексу удаётся очень многое — он даёт очередью по ногам болтунов, после чего оба они падают как подкошенные, и почти одновременно с этим одним точным ударом отключает подошедшего.
Тот мягко валится на пол без сознания.
Затем Алекс стреляет в камеру видеонаблюдения напротив, и по маленькому решетчатому окну. Отстреливает одну ножку своего стула — тот рассыпается, тем самым облегчая Алексу окончательный процесс освобождения от верёвок.
Развязавшись, Алекс разоружает стонущих на полу эфиопов и, груженый автоматами, встаёт к проёму двери сбоку, ожидая теперь четвертого из приставленной охраны. Он появляется почти сразу, и немедленно падает ничком от удара автоматным прикладом по голове.
Алекс стаскивает с него шорты и надевает на себя без раздумий. Прихватив автомат и этого, исчезает в проеме двери.
На выходе из здания его ожидает сюрприз — то тут, то там из мрака начинают выступать черные фигуры парней в балаклавах и полной экипировке. Он узнал бы их из тысячи, но торопеет на миг, останавливаясь. Кобры!
—Однако! Пикантно,— слышит он родную английскую речь, когда от других прочих отделяется высокая рослая фигура и приближается к нему.
Алекс и сам ощущает себя довольно экзотично на их фоне в одних только шортах, босиком и увешанный автоматами! Человек стягивает балаклаву, открывая Алексу лицо. В темноте сверкает его белоснежная широченная улыбка, Хилл!
—Доброго вечерочка.
—Добрейшего,— откликается Алекс с точно такой же широкой улыбкой,— кобры, можно, реверансы после? Здесь прячут мою любимую женщину, Женю. Ее нужно найти! Буду просто счастлив, если кто-то одолжит мне амуницию, прямо сейчас. Я хочу сам взять Макса Талера.
Глава 64
Сижу на стульчике, заботливо завернутая в бушлат или как там это называется, принадлежащий кому-то из числа тех, что вывели меня из подвала.
Учитывая мой озноб, который до сих пор бьет по телу, я ничуть не воспротивилась бушлату. И теперь, несмотря на тёплую ночь, грею руки о давно остывшую чашку с чаем, которую мне всучили, уж и не знаю откуда, но сразу после того, как усадили на стул.
Где же Алекс?
Это первое, о чем я спросила у этих вежливых, немногословных людей, которые помогли мне выбраться, и даже были настолько любезны, что сняли свои балаклавы при этом. Вероятно, чтобы не добавлять мне стресса. Говорить с людьми, у которых только прорези вместо глаз, не слишком комфортно.
Алекс в порядке и скоро появится, спокойно заверили меня они, утрясает дела с начальством! Хотя, я верю этому только первые полчаса томительного ожидания на стульчике.
Невольно наблюдаю за ними исподтишка, стараясь при этом остаться незамеченной. Они тоже дисциплинированно ждут кого-то или чего-то, изредка тихо переговариваясь.
Это все молодые ребята. Я, несомненно, очень благодарна им за спасение, но не могу не задуматься и о тех людях, которые ждут их прямо сейчас дома, а ведь они наверняка есть. Мамы, папы, жены, дети… И какая страшная эта работа — сознательно погружаться в эпицентр опасности, рискуя жизнью в каждую свою «рабочую смену».
Алекс сказал мне когда-то — кому-то надо это делать. Да! Когда это твой ребенок или, к примеру, брат, то у тебя просто нет иного выбора, кроме как ждать. Кроме как, надеяться и верить. Каждый раз. Но многие ли готовы подписаться на такое добровольно, влюбляясь и связывая себя узами брака с таким воином света?
Далеко не любая способна умирать и возрождаться из пепла тягостного ожидания, будучи далеко от него, дома, где-то там… А я?
Очень хочется стряхнуть с себя оцепенение и подвигаться. Но, держусь к ребятам поближе, опасаясь пройтись даже пару метров, потому что пугаюсь одного только вида лежащих вдалеке рядами лицом вниз, бандитов-эфиопов.
Ух, и закрутило же меня в жесткий водоворот событий.
Усмехаюсь, представив на секунду шок папы и Элеоноры Юрьевны, узнай они, что меня таскает за собой по миру практически Джеймс Бонд, а сама я сталкиваюсь напрямую с вооруженными уголовниками, и остаюсь при этом жива, и даже почти весела.
Почти! Что же все-таки за дела такие срочные сейчас у Алекса? Похоже на бред — это якобы его начальство и прочее, да откуда они здесь, почему он мне ни о чем таком не рассказывал, не доверяет?
Ведь мне казалось, мы здесь по делу Артиста — выходит, что нет. Нарисовались вдруг и начальство и жена…
И тут, в разгар моих мыслей, он появляется. Сразу идёт ко мне. Но выглядит поникшим и усталым. Странным.
—Привет,— целует в висок, поднимая со стула и притягивая к себе. Забирает чашку из моих рук, ставит ее на землю. Внимательно заглядывает в глаза, но только на короткий миг, и вообще кажется мне сейчас каким-то отстраненным. Словно мысли его витают где-то далеко,— как ты?
—Я в порядке,— тихо отвечаю, боясь задать вопрос о Женевьеве. Интересно, они уже встречались-общались? Не из-за нее ли он так задержался? Впрочем, пусть расскажет все сам,— а… что произошло?
