Мне кажется, что я ослышалась.
Афганистан сейчас находится под управлением и полным контролем талибов, исламистско-радикального военизированного движения, запрещенного в большинстве стран мира. В том числе, и в нашей.
Там даже медицины не осталось! Это нищая страна, в которой, если ранят или заболеваешь чем-то серьезнее сезонной простуды, то помощь оказать будет нечем и некому.
Должно быть, белый мальчик-христианин Данил Зимин без специальной военной подготовки, сошел с ума.
Напустив на себя таинственный вид, начальница коротко объясняет мне, что, конечно, не все так просто, и нашим военным там нужно зачем-то закрепиться, и это только подтверждает мою ужасную догадку.
Он ненормальный!
—Данил передал вам номер и время рейса,— протягивает мне бумажку с нацарапанными от руки цифрами.
Бешусь. Мысленно, разумеется.
Лечу в свой кабинет как на крыльях, очень явственно ощущая, как к моему негодованию примешиваются тревога и беспокойство.
Хитер лис, ворчу себе под нос, открывая кабинет. Придумал способ заставить меня позвонить первой! Правда, методы у него.
Ладно, пусть выскажет мне все, что обо мне думает, но я тоже в долгу не останусь!
Однако его телефон не отвечает.
Промаявшись до вечера нестерпимо долгого дня в ожидании, что Даня перезвонит, я принимаюсь разыскивать номера его офиса и названивать уже туда.
В процессе выясняется, что с продюсером Юрием Вирмантасом он больше не сотрудничает.
Мое сердце болезненно сжимается при одной мысли о «Граффит стар» и Клаудиа, которая теперь возглавляет данный продюсерский центр после смерти своего брата, скандально известного Тимура Урусова. Но я заставляю себя набрать и этот номер.
Там его нет тоже. Мне дают какие-то телефоны, и я вздыхаю с заметным облегчением.
Звоню и снова натыкаюсь на вежливых, «отшивающих» меня менеджеров со студии звукозаписи, которая, оказывается, принадлежит ему по праву собственности.
По своим каналам узнаю странную сплетню: Вирмантас не так давно «кинул» Даню, но Клаудиа вынудила его подарить ему эту серьезную звукозаписывающую студию в качестве отступного.
Услышанное кажется фантастическим. Я же точно знаю, что они не вместе. Должна была быть какая-то причина подобного участия певицы!
А впрочем, мне все-равно. Ежу понятно, что у Дани здесь есть все — успешная музыкальная карьера и даже своя студия, блестящее будущее. Пусть даже он, по слухам, работает пока без продюсера. Не суть.
Он хочет все это бросить — зачем, ради чего?
Чтобы уехать в страшное место, где он никто и звать его никак. Откуда такому как он обратный билет светит только в качестве груза двести.
Я вновь звоню ему, и все без толку. До чего же сложно оказывается искать Даню, когда сам он не хочет найтись!
Последующие несколько дней проходят в рабочем аврале и полной сумятице.
Ко дню отлета Дани в Афганистан с военными, я испытываю готовность разыскать его дом и дежурить там круглосуточно под парадной. Чтобы поймать и учинить допрос, совсем как он мне когда-то.
Но время играло против меня, утекая как сквозь пальцы.
В итоге к часу икс в субботу я, ничего нигде не успевающая из-за возрастающей тревоги и вконец измотанная этим, прибыла в аэропорт.
Пробираясь словно в бреду дурного сна в людском потоке, едва соображаю, что нужно сделать. Очутившись внутри огромного аэропорта, изучаю табло вылетов.
Далеко не сразу нахожу номер стойки на регистрацию рейса «Москва-Кандагар».
Бегу туда. Почему-то боюсь опоздать, хотя времени с запасом. Взвинченная до предела, я бросаюсь к крепкой рослой фигуре парня в черном, в толпе зеленых человечков-военных, готовящихся пройти регистрацию на рейс.
Сразу узнаю Данила. Он отходит от стойки в числе первых, сжимая в руке посадочный талон и бумажную бирку о сдаче багажа.
Вскидывает рюкзак на плечо, и выглядит очень хмурым.
Он вообще смотрится чужаком здесь, в своей подчеркнуто небрежной, но дорогой одежде, с модными татухами, среди вояк в однотипных робах защитного цвета с нашивками, и абсолютно одинаковыми выражениями на волевых туповатых лицах с неровными от частых драк носами.
Даже стороннему наблюдателю становится понятным, что все они опытные бойцы, а не какие-нибудь там салаги, и место, куда они летят, далеко не мирное и безопасное.
Злая как черт оттого, что на рейс в ад он уже зарегистрировался, я подлетаю к Данилу. Вояки смотрят на нас. Переведя дух, сухо приветствую его:
—Здравствуйте. Данил, можно тебя на минутку?
—Привет!— он окидывает взглядом меня всю и на губах его появляется улыбка, а хмурые складочки между бровей моментально разглаживаются.
Я, конечно, замечаю, как он рад нашей встрече.
Но этот посадочный талон в его руках заставляет мое сердце ухнуть куда-то в пятки от осознания того, что пути назад нет.
Даня уже готов идти в зону вылета. В зону, куда провожающим нет доступа.
Он отходит от своих вояк, и бросает деланно-небрежный взгляд на часы.
—Да, у нас есть минут двадцать, я думаю. Рад видеть тебя,— отзывается.
Мы стоим в сторонке, и любопытные взгляды его сотоварищей в форме прожигают наши спины.
Однако сейчас я не замечаю ничего, я сердита, настолько, что готова придушить Данила! Затаскиваю его в укромный уголок под каким-то информационным стендом.
—И что все это значит?!
Он улыбается, но это недобрая улыбка.
—Вообще-то это мой вопрос!— отвечает.
Буравит меня взглядом стальных серых глаз, ожидая объяснений. Но их нет. Пожимаю плечами:
—Что именно ты хочешь услышать?
—Ты просто ушла, бросила меня!— Даня говорит тихо, задыхаясь от возмущения, совсем как девица, которую обманным путем лишили невинности,— прямо в постели.
Такое поведение никак не вяжется с его брутальным видом.
—А ты разве не понял, что это был просто секс? Минутная слабость,— не удерживаюсь я от ехидства.
—Теперь понял! Пока,— он снова вскидывает свой рюкзак на плечо, и устремляется к стойке регистрации.
—Стоять!— хватаю его за локоть.
Он притормаживает, но выглядит очень, очень злым. Совсем как я минуту назад.
—Что-то еще?
—Ну… почему ты телефон не брал?
—Сказал бы я тебе! По кочану,— отрезает и вновь хочет уйти, но я ловко обгоняю его на шаг, преграждая путь собой.
Придется как-то договариваться.
—Постой минутку, ради Бога,— прошу его взволнованно,— ты вообще понимаешь куда собрался?!
