Бросив чемодан, я снова подхожу к нему.
Легонько встряхиваю, хватая за локти, заставляя взглянуть на себя. Мне это удается.
В глазах Данила — вселенская боль.
На миг, я даже забываю о том, что хотела сказать, и весь мой воинственный запал разом гаснет.
Но уже в следующую секунду он закрывается от меня, отводя глаза, убирая за спину руки. Как трус. Это жалкое зрелище. Я не узнаю его, не понимаю, мне кажется, что передо мной незнакомец!
—Звучит не очень убедительно,— говорю как есть,— тебя вызвали на работу, и поэтому мы расстаемся?
—Не имеет значения,— его голос вдруг обретает былую твердость,— сейчас наши пути расходятся, тебе лучше вернуться в свой родной город…
—Для тебя, может, и не имеет!— перебиваю сердито.
«Если ты дебил», добавляю про себя в сердцах.
Хотя, на самом деле, мне сейчас очень больно. Он говорит еще что-то.
Слова Дани теперь доносятся до меня как сквозь вату, в ушах стоит звон.
—Вот возьми, пожалуйста, деньги!— тянет мне пачку долларов.
Как, почему, когда я заслужила на такое обращение?!
Я думала, что больнее меня уже невозможно ударить, но нет. Все возможно. При желании.
Непонятно одно, какого черта я до сих пор стою тут и все это выслушиваю?
Почему я не вызвала полицию в тот день, когда он появился, и снова начал преследовать меня?
—Ты платишь мне за то, чтобы я уехала, или по доброте душевной?— не удерживаюсь от ядовитого вопроса.
И Даня замирает, сбивается. Но только чтобы затем снова начать также невнятно и бессмысленно уверять меня, что нет, просто так будет лучше. Он заработает еще.
Стою как истукан, глотая ненавистные, глупые, беспомощные слёзы. Потом разворачиваюсь к маячащему за моей спиной охраннику:
—Простите, вы не могли бы…
—Не мог бы, девочка,— отрезает тот,— давай, бери уже деньги и вали отсюда! Он все сказал. Вы расстаетесь. Езжай уже в свою Тьмутаракань.
Покачнувшись от ужаса, я вижу, как Данил неожиданно бросается к нему и наносит удар. Между ними завязывается ожесточенная драка.
Я отшатываюсь от них, разворачиваюсь и бегу, не разбирая дороги, не желая больше ни видеть, ни слышать Даню.
И мне неважно, чем у них там все закончится. Мне важно то, что сегодня, только что закончились мы!
Петляю, как заяц, незнакомыми улицами.
В какой-то момент, не выдержав темпа, останавливаюсь, чтобы отдышаться. С трудом прихожу в себя и вспоминаю, что мой чемодан остался там.
Придется возвращаться. Не понимая толком куда идти, далеко не сразу нахожу нужную улицу.
Как ни странно, мой чемодан стоит на месте нетронутый. Торчит как островок посреди броуновского движения людей, спешащих куда-то мимо него по своим делам.
Я устало сажусь прямо на бордюр, приваливаясь к чемодану боком. Замечаю на плитке тротуара кровь, много крови!
Меня мутит, но сил опять бежать куда-то нет. Никто не замечает ни меня, ни эти кровавые пятна. Это Москва, детка.
Какое-то время бесцельно сижу так, сложив руки на коленях. Впадаю понемногу в то оцепенение, из которого все сложнее выбраться.
Я просто пытаюсь разобраться.
Если все, что он сказал, правда… Но невозможно же так играть, глядя в глаза, говоря такие серьезные вещи, и в постели, особенно в постели?!
Значит, играл.
Если играл, то мне, возможно, повезло. Потому что, в таком случае Данил Зимин психопат, способный на все. Убить, расчленить, вынести мое тело из дома по частям в пакетах.
Ведь не секрет, какой ничтожный процент нормальных, адекватных родителей в общей массе тех, кто сдает своих детей в детдома. А дети наследуют дурные гены родителей.
Если все так, то Даня даже не виноват, что он такой. Ему нужно серьезное лечение, но это уже, конечно, без меня.
Если же то, что произошло, не просто чистое безумие, а продуманная месть за прошлое, целью которой было оставить меня одну, с чемоданом посреди Москвы, или банально уложить в постель по доброй воле и так далее, то все равно он ненормальный!
Значит, все же вариант свезло, и легко отделалась.
Только откуда тогда ощущение, что жизнь потеряла все краски, будь он даже трижды психопат, и больше мне ничего не хочется?!
Неужели Данил добился своего, и вот в этом, конкретно в этом заключалась его конечная цель — чтобы я умерла от тоски по нему?
Ведь то, что я чувствую сейчас, означает одно. Я ничего не чувствую. Он победил!
Почему здесь так много крови? Даня разбил нос этому, пусть недалекому, но человеку, который всего лишь осмелился озвучить вслух его собственные мысли?
Он ударил первым, я видела. И, наверное, получил хорошую такую ответочку от своего же охранника. Хотя, все это не имеет значения.
Имеет значение только то, что Даня от меня отказался.
Мне больше не хочется искать причину, думать или бороться, мне не хочется ничего. Разве что сморгнуть и проснуться.
Но — нет! Не все так просто.
Теперь главное, чтобы Данил больше никогда мне не встретился.
Иначе придется покупать какой-нибудь травмат, оформлять на него разрешение (благо, дядя Ваня с этим поможет), и объяснять с оружием в руках. Предметно и наглядно, чтобы уходил быстро и молча! Впрочем, лучше с незаряженным, а то вдруг еще выхватит и шмальнет в меня, с него станется…
Погрузившись, таким образом, в бредовые, но грустные и злободневные размышления, совсем забываю, кто я и что я, а самое главное, где. На улице почти ночь.
—Девушка,— вдруг слышу, словно очнувшись.
Мир не без добрых людей. Продолжаю сидеть и просто смотреть на нее, своего ангела, свою спасительницу.
—Девушка, вы меня слышите? Вам плохо?— отзывчивая женщина средних лет со спаниелем на поводке пытается растормошить меня.
Да, мне плохо! Но я улыбаюсь.
—Скорую, наверное, нужно,— бормочет она озадаченно.
Тут же вскакиваю и уверяю ее, что нет, что со мной все в порядке. Благодарю за участие.
Еще немного и меня, чего доброго, примут за бомжа!
Я беру чемодан и ухожу, не желая стать легкой добычей для воришек или кого похуже, тех же бомжей, к примеру.
Хочешь не хочешь, а придется включать голову и отставлять эмоции. Поплакать о своей печальной участи можно будет потом.
Это если я не передумаю.
К счастью, на улицах все еще довольно многолюдно. Я иду быстрым шагом, расспрашивая всех встречных и поперечных о том, как добраться до ближайшего железнодорожного вокзала. В голове быстро созревает план.
