Не хочу никакой жести, но мне все еще предстоит разобраться, кто из моей команды сливает информацию. Катя ничего не расскажет.
—Ладно, я подожду тебя! Потому что точно знаю, чем ты так зацепил Тоню Брежневу,— несется мне в спину. Одно это имя останавливает.
Я замедляюсь и оборачиваюсь. Умом понимаю, что не стоит развивать эту тему с Катей, но спрашиваю раньше, чем успеваю подумать:
—Чем?
Во всём, что касается Тони, я больной! Меня легко завлечь любой информацией.
—Своим статусом, конечно,— Катины глаза разгораются диким огнем,— но я этого не боюсь. У нее в Питере все слишком серьезно с ее парнем!
—С каким парнем?!— напрягаюсь.
Да врет она все, это ж ясно.
—Есть у нее начальник на радио. Любимый,— ехидная усмешечка,— не знал?
—И что?
—Ну, у него тоже статус. Старый грузин, жутко неприятный, как по мне, но любовь у них была сумасшедшая!— хохочет.
—Ты че покурила?!— мрачно спрашиваю, и с каждой секундой все больше жалею, что позволил втянуть себя в этот тупой треп.
В ответ Катя уверенно озвучивает имя, которое мне не о чем не говорит. Потом радиостанцию и адрес, они верные.
—Долго готовилась?!— презрительно хмыкаю.
—Да. Мне она интересна. Тоня,— отвечает просто.
—Почему?
Воспроизвожу в памяти того парня с цветами под подъездом, но он никак не тянет на старого грузина и программного директора питерской радиостанции.
—Потому что она интересна тебе,— пожимает плечами.
Крадучись, обходит меня по кругу.
—Но рано или поздно придет время, когда эта Тоня тебе надоест. Тогда она вернется к Герману, если он ее простит, конечно…
Я молча разворачиваюсь в сторону гримерки, не собираясь слушать дальше ее бред. Катя на удивление резво догоняет меня:
—Герман даже уволил ее, когда узнал о ваших свиданиях! Не веришь?! Он может подтвердить тебе. Хочешь?
Останавливаюсь.
—Ты че, купила какого-то мужика на радио?!
Катя фыркает:
—Он потом простит ее, увидишь. Не беги от правды. Милые бранятся, только тешатся! И кто знает, вдруг в это время рядом с тобой окажется кто-то более достойный?!
Скрестив руки на груди, перекрывает мне собой дорогу. Прожигает страстным взглядом.
—Более достойный это ты, что ли?!— усмехаюсь.
Я, честно, не хочу грубить, не хочу портить нашу запись сегодня. Но от этого Германа у меня уже скулы сводит, а внутри вскипает глухая, едва контролируемая ярость. Боюсь сорваться и наорать на Катьку, чтоб не лезла, куда не просят.
—Ну, я,— снова дерзко подходит.
Стою, не двигаясь.
—Тебя трахнуть, что ли, некому, Кать?!— интересуюсь. Это, в самом деле, удивительно.
—Есть кому. Да меня полстраны хочет! Но мне не нужен лишь бы кто,— отвечает без запинки.
—А кто тебе нужен? Тот, кто не хочет тебя?
Я вижу, что попал куда-то в больное место. Ее всю передергивает.
—Думаешь, самый умный, да?!— вскрикивает запальчиво.
На нас обращают внимание, но ей уже все равно. Катю несет дальше:
—Ты многого не знаешь. Но узнаешь, Данечка, скоро. И тогда придешь ко мне сам. Ну, а я еще подумаю, простить ли мне тебя. Хорошо подумаю!
Развернувшись, удаляется, взметнув вверх нелепый шлейф над мини-юбкой. Мнит, наверное, что за ней осталось последнее слово.
Дура! Но меня уже тоже всего трясет. Хочу позвонить Тоне немедленно, чтобы спросить, кто такой этот Герман Мискарьянц и какую он сыграл роль в ее жизни.
Мне очень надо знать это. Знать, чтобы не позволить тоскливой, постепенно захлестывающей меня безнадеге разрастись, пустить во мне корни, отравить существование. Имя ей — ревность.
А еще, неясность, которую я так ненавижу.
Я не верю Кате, не верю никому! Зато верю в Антонину Брежневу, и верю в нас. Мы обещали говорить правду друг другу. Все остальное не так уж важно.
Берусь за телефон, но сегодня, кажется, все против нашего разговора. Алан беспричинно сокращает перерыв. Меня дергают со всех сторон по самым разным рабочим вопросам, в результате чего я никак не могу найти возможность уединиться больше чем на пять минут.
Но пять минут маловато для того, что я хочу ей сказать.
Это не мешает нам обмениваться какими-то нейтральными смс-ками типа: долетел норм, работаю, скучаю…
А все из-за того, что мы ещё не достаточно, мать твою, близки! До сих пор я тщательно подбираю слова в страхе излишне надавить на нее своими чувствами, быть навязчивым. Это все еще так тяжко. Но необходимо, я понимаю.
В студии работаем до глубокой ночи, расходясь в редкие перерывы с обиженной Катей в противоположные концы съёмочного павильона.
Возможно, странно, но наш конфликт никак не влияет на результат проделанной работы, а напротив, даже добавляет в запись какую-то перчинку. Катя становится веселой и злой, непривычно молчаливой за кадром.
Она царапается как дикая кошка, прикасаясь ко мне по сценарию, и явно стремясь причинить физическую боль. Меня это только смешит, а ее, судя по всему, сексуально заводит.
Катя как будто обдумывает, с какого фланга нанести по мне следующий удар. Я чувствую ее яростное напряжение и какую-то нечеловеческую сосредоточенность на мне. Она хочет сбить меня с ног своим напором, овладеть хитростью или силой, добиться своего любым путем!
Из всего этого мог бы выйти неплохой секс, но я уверен, что она бы тут же использовала против меня эту информацию.
Обычно такое поведение присуще мужчинам. Но эта девочка не привыкла к отказам, да и вряд ли ее даже можно назвать девочкой.
Она — хищник, расчетливый и опасный, благодаря своему влиянию в этом мире. Моем мире, в том числе, и у меня нет никакого желания играть с ней. Даже если я уже случайно зацепил ее интерес.
Ближе к ночи Тоха приносит мне запись радиоэфира. Вместо голоса Антонины я, нахмурившись, долго слушаю как вещает какая-то тетка. Может быть, это замена или что-то типа, не может же Тоня работать там каждый день?!
Прошу у помощника записи предыдущих эфиров, которые пропустил из-за занятости, и он находит их. Но там та же херня — чужие голоса.
Пытаюсь покрутить в голове сказанное Катей. Сопоставляю факты, выстраивая хоть какую-то логическую связь. Без увольнения, без Германа Мискарьянца.
И у меня нихрена не получается.
Глава 28
Неспадающее напряжение
Антонина
Ленивую размеренность моего абсолютно свободного субботнего утра нарушает неожиданный звонок Елки. Что могло ей понадобиться в такую рань?!
