Семнадцать
–Ну, разве ты не выглядишь истинной королевой?– невнятно бормочет Харроу. Слипшиеся пряди волос падают на отливающие нездоровой бледностью щеки принца.– Уже здесь, наверху, проводишь дни с растениями, а не с эльфами.
–Я обнаружила, что, в отличие от эльфов, растения редко на меня нападают.– Я медленно закрываю дневник, сопротивляясь желанию подбежать к принцу и осмотреть, чтобы понять, чем он болен.
–Я бы поспорил,– тяжело выдыхает он.
–Тебе нужен лекарь.
–Я ищу Поппи. Где она?
–Уиллоу сказал, что ушла по какому-то особому заданию.– Кажется, он упоминал нечто подобное. Но я была слишком занята учебой, чтобы вдаваться в подробности, а Уиллоу чесал за ушами Крюка и не стал в деталях рассказывать о делах Поппи.
Харроу бормочет проклятия.
–Уиллоу скоро вернется…
–Мне не нужен подмастерье,– шипит Харроу. Его искаженное болью лицо кажется еще уродливей, чем обычно.
–А королева сгодится?
–Как будто я позволю тебе ко мне прикоснуться,– сообщает он, но не делает никаких попыток уйти.
–М-м-м.– Я закатываю глаза, глядя на него как на ребенка, и указываю на одну из скамей.– Садись.
–Да как ты смеешь…
–Как смею пытаться исцелять, хотя ты вел себя со мной будто осел?– огрызаюсь я.– А теперь садись, заносчивый принц, пока от упрямства не свалился на пол. Или тебя не стошнило.– И то и другое вполне возможно.
Харроу непонимающе смотрит на меня. Взгляд его тусклый, почти остекленевший. Вероятно, если он так потеет, все дело в лихорадке. Его рубашка липнет к дверному косяку, а потом, когда он все же решает сесть, облепляет кожу.
Я быстро листаю дневники. Я знаю, как лечить болезни, но на этих пыльных страницах, возможно, сокрыты более действенные методы.
Осмелюсь ли я именно сейчас попытаться использовать магию?
–Когда ты проснулся, то уже плохо себя чувствовал?
Хихикнув, Харроу качает головой. Я бросаю на него взгляд. Принц приваливается к столу, и под ним скрипит скамейка.
–Значит, это проявилось позже, в течение дня?
–Многое случилось позже… прошлой ночью, этим утром, в какой-либо момент… Время ускользает из рук, убегает сквозь пальцы… жизнь… А, будь оно все проклято.– В его словах нет никакого смысла.
–Харроу, скажи, что у тебя болит.
–Все,– фыркает он и внезапно оседает.
Я вижу, как безвольно повисает голова, и Харроу тут же подпирает ее, еще больше приваливаясь к столу для поддержки. Я подбегаю к нему, кладу руку на плечо.
–Убери руку, человечка.
–Перестань,– как можно мягче говорю я, изо всех сил пытаясь изгнать из голоса злость. Уродливый уголок моей души хочет, чтобы принц страдал. Но меня учили совсем другому. Я просто не позволю ему мучиться, учитывая, чему посвятила прежнюю жизнь.– Я могу тебя исцелить. Но мне нужно понять как. Твои раны сейчас скрыты внутри, я их не вижу. Поэтому скажи, что болит.
–Слишком много вечеринок. В этом все дело.
«Я ведь видела его прошлой ночью»,– вспоминаю я. Тогда он выглядел не лучшим образом. Но с ним были друзья. Наверняка они присматривали за Харроу. Хотя Ария явно чему-то радовалась, несмотря на его состояние…
–Не похоже, что ты пришел с вечеринки,– бормочу я.– Кажется, будто ты с кем-то бился и проиграл.
Он сердито смотрит на меня.
–Ты закончила надо мной насмехаться?
–Вряд ли. Может, если я продолжу насмешки, ты станешь образцовым пациентом?
Харроу что-то ворчит. Ему вторит рычание Крюка, низкое и свирепое. Принц испуганно моргает, впервые обратив внимание на волка. Он тыкает в зверя пальцем и разражается смехом.
–Постой… Здесь и правда волк? Или у меня снова галлюцинации?
–Здесь на самом деле волк.– Я осторожно отстраняюсь, убедившись в том, что он не свалится до моего возвращения.– Я раздобуду кое-что, от чего тебе станет лучше. Только не падай в обморок в ближайшие пять минут.
Я медленно двигаюсь по оранжерее. Срываю алоэ, одуванчик, красный клевер, расторопшу, крапиву и большой пучок базилика. Вернувшись в лабораторию, я смешиваю травы с куркумой, медом, сушеным имбирем и корой ивы. Пока я изучаю получившуюся смесь, в голову приходит еще одна мысль.
«Снова галлюцинации»,– сказал он. Харроу по-прежнему висит мешком. Если он в ближайшее время не примет снадобье, то растечется лужей по полу. И, возможно, мертвой лужей.
Я не знаю, что принял принц, но бегу обратно и осторожно отрываю лист сердцекорня. Уиллоу говорил, что он усиливает свойства противоядия. Если в организме есть что-то подозрительное, надеюсь, сердцекорень поможет.
Зажав в левом кулаке пучок базилика, я опускаю другую руку на котелок. Глубоко вздохнув, я собираюсь с силами.
«Я отдаю жизнь, чтобы смесь получилась более действенной»,– произношу я про себя.
Базилик увядает по мере того, как я тяну из него жизнь. Внутри меня струится сила. Она смешивается с присущей мне магией, и вскоре та наполняет меня. Через ладонь я направляю ее в котелок, прямо в созданное мною снадобье.
«Укрепи травы»,– приказываю я, и под воздействием магии цвет смеси меняется с темного на ярко-зеленый. Я осторожно принюхиваюсь. Пахнет правильно. И вообще все, кажется, в порядке.
Но могу ли я доверять своему чутью, когда дело касается магии?
Я оглядываюсь на Харроу. Он быстро угасает. Сейчас уже кажется, что он вряд ли доживет до возвращения Уиллоу.
Я должна попытаться.
Я медленно выливаю в кружку приличную порцию снадобья. И добавляю немного воды, ровно столько, чтобы его можно было пить. Когда я показываю кружку Харроу, он смотрит на меня с недоверием.
–Ты хочешь убить меня сейчас?– шепчет он.– Ударить, пока я слаб, чтобы расквитаться за тот мой поступок?
–Прошу тебя. У меня есть дела поважнее, чем твое убийство.– Я подношу кружку к его губам.– Пей. И не смей жаловаться на вкус. Тебе повезло, что я добавила мед.
На самом деле мед отлично борется с воспалением и предотвращает инфекцию. Но вряд ли Харроу об этом знает. Пусть лучше думает, что я оказала ему услугу.
Харроу медленно пьет. Я вижу, как дергается горло. На щеки постепенно возвращается румянец. Лихорадка почти осязаемо спадает. Он садится ровнее и вытирает лоб.
Я возвращаюсь к котелку, чтобы налить еще одну кружку. Я только что совершенно спокойно пользовалась магией. Прошлой ночью, сегодня утром… Мне не удалось вырастить ветвь возле Грани, но сейчас получается лучше. Возможно, я все еще могу надеяться. Когда я не слишком много думаю и мыслю трезво, руки, кажется, сами знают, что делать.
