Я прибавляю шаг.
Когда я подхожу к подножию лестницы, ведущей в горный туннель, из которого вышли мы с Эльдасом, то останавливаюсь. Мне не удастся незаметно подняться наверх. Ступени освещает бледная полоска лунного света.
Оглянувшись назад, я с трудом могу рассмотреть на стене замка стебли, похожие на спущенную из окна зеленую ленту. К рассвету о моем уходе станет известно. Но, чтобы втянуть побеги обратно в розу, пришлось бы пойти на риск, к которому я не готова. Мне нужны силы для того, что может ждать впереди.
Да, в замке узнают, что я сбежала. Так что для меня лучше всего убраться подальше. Если мне удастся сегодня попасть в Кэптон, я смогу объяснить, что выполнила свою часть сделки, и Совет, надеюсь, меня прикроет. Может, Люк, как ни ненавистна сама мысль с ним связываться, по-прежнему знает способ меня спрятать. Или вдруг этот сонный маленький прибрежный городок так отчаянно нуждается в целителе, что в порядке исключения можно будет что-то придумать.
Я делаю глубокий вдох и срываюсь на бег.
Эльфы пересекают Грань лишь для того, чтобы обзавестись женой, объявить войну или, изредка, поторговать. И одинокому эльфу вовсе незачем покидать город в это ночное время. Без сомнений, Эльдас лично решает, кто и когда может пройти через Грань. Я мчусь со всех ног и молюсь, чтобы меня никто не заметил.
Не замедляя бег, я окунаюсь в густую тьму туннеля. Бросаюсь в скрывающую свет обсидиановую дымку. И чуть не влетаю в возникшее, казалось бы, из ниоткуда дерево. Лишь в последний миг мне удается остановиться.
Я упираюсь в ствол обеими руками, к счастью, не успев разбить о него нос. Сделав шаг назад, я осматриваюсь. Света из города эльфов уже не видно. Меня окружает густая тьма.
Когда Эльдас вел меня через Грань, я не помню, чтобы мы куда-то сворачивали. Хотя все возможно. Я огибаю дерево и продолжаю путь, но уже не тороплюсь, как прежде.
Я практически ничего не вижу, лишь пространство перед собою длиной в несколько шагов. И мне начинает казаться, что я и есть свет. Единственная, кто здесь реальна. Все остальное – лишь тени и ночные кошмары.
Ноги утопают во влажном мхе. Я ищу камни и знаки, указывающие дорожку к храму. Я ведь прошла уже довольно много, верно? Хотя, возможно, путь кажется длиннее, потому что я одна. Совершенно одна.
Я начинаю тихонько напевать.
Отыщи меня в древесной роще,
Где нет места для лоз винограда.
Эту песню я пела еще в детстве, но совершенно не помню, кто и где меня ей научил. Это мрачная песня о человеке, влюбившемся в создание, живущее в лесной чаще. К тому же пою я ужасно. Но лучше так, чем шагать в тишине.
Серебро ветвей нас укроет,
Никому знать больше не надо.
Нас опутают тайны вуалью
До исхода дневного света.
Украду я, любимый, твой облик,
И никто не прознает об этом.
Сзади хрустит ветка. Я резко оборачиваюсь. Навязчивый мотив словно повисает в воздухе. Я едва различаю движение в темноте. Сначала раздается рык, низкое рычание. Подчиняясь первобытному инстинкту, мне хочется бежать со всех ног. Затем туман внезапно прорезает вспышка света. За мной наблюдает пара желтых светящихся глаз.
Громадный зверь шаг за шагом подходит все ближе. Я в жизни не видела столь огромного волка. Мои ноги в ботинках не намного больше его лап. Мех у зверя темно-серого цвета, словно бы его породила сама дымка. В приоткрытой пасти виднеются острые как бритва зубы.
Я, подстраиваясь под шаг волка, медленно пячусь назад.
–Не надо,– дрожащим голосом шепчу я.– Пожалуйста, не надо.
И зачем нужно было петь? С таким же успехом я могла бы просто крикнуть: «Я здесь, ужасные чудовища Грани! Приходите и съешьте меня!»
А теперь я умру одна, в темноте, из-за песни, которая не так уж мне и нравится.
Я прижимаюсь спиной к широкому стволу дерева и осматриваюсь, ища, куда бы забраться. Проклятье. Конечно же, здесь нет ветвей.
Я вновь смотрю на рычащего зверя, встречаюсь с ним взглядом и тянусь к сумке, чтобы достать захваченные с собою розы. Если я смогу вырастить ветку, то, возможно, сумею вскарабкаться довольно высоко. Хотя, судя по мощным лапам волка, он одним прыжком меня настигнет.
–Я плохая еда,– сообщаю я.– Может, вернешься, откуда пришел?
Волк лишь рычит, на этот раз сильнее, если это вообще возможно.
Я сжимаю в ладони стебли роз, приложив другую руку к стоящему сзади дереву. Что я хочу сделать? Вырастить ветку? А успею ли я на нее взобраться?
Я могла бы попытаться соорудить клетку из корней, в какую Эльдас посадил Люка. Но я нервничаю лишь при мысли о том, что придется создать нечто столь большое и сложное. А волк тем временем подходит все ближе.
«Выбирай, Луэлла, пока тебя не съели».
Значит, ветка.
Под пальцами вянут и крошатся розы. Но ничего не происходит. Вспыхнувшая во мне магия, не причинив вреда, рассеивается в воздухе.
Зарычав, волк прыгает вперед. Я пытаюсь вскарабкаться на дерево, но безуспешно. И, поскользнувшись на влажном мху, падаю назад.
Мир замедляется.
Вот, значит, как. Так я умру. Мама всегда говорила, что я слишком далеко забиралась в лес. И если и найду я свою гибель, то лишь забредя слишком далеко от дома.
«Ты оказалась права, мама».
Я врезаюсь спиной в землю и слышу, как хрустят кости. Я чуть не откусываю себе язык. Ноют зубы, в ушах стоит звон. Возникает ощущение, словно трон вновь проникает под кожу. Но это лишь волчьи когти. А потом придет черед клыков, и хлынет кровь, и…
Я чувствую возле уха горячее дыхание. Меня нюхают.
Я открываю глаза и натыкаюсь на светящийся волчий взгляд. Зверь обнюхивает половину моего лица. Самец, насколько я понимаю, теперь кружит вокруг меня. Он нюхает мои руки, зарывается носом в сумку.
Потом садится, обвивает лапы пушистым хвостом и выжидающе на меня смотрит.
–Что?– Я медленно сажусь.– Ты не станешь меня есть?– Волк продолжает наблюдать за мной.– Тогда зачем ты так рычал?– Я потираю ноющий затылок.– И почему остановился? Не то чтобы я жалуюсь.
Он наклоняет ко мне голову. Дергает ушами. И я замечаю на правом ухе глубокий шрам.
–Постой… ты… нет, не может быть…– Я опускаюсь на колени и наконец как следует разглядываю волка. Зверь не сводит с меня выжидающего взгляда. Он поднимает хвост, а потом тяжело его опускает.– Ты тот же самый волк, что встретился тогда нам с Люком в лесу?
Должно быть, так и есть. Теперь, когда он больше не рычит, я вижу те же самые яркие, понимающие глаза, что и у встреченного тогда зверя.
