–«Пожалуйста»,– сказала Киззи.– Это правильное слово?
Монтего снова улыбнулся:
–Ты знаешь, что Элия Дорлани наверняка причастна к этому убийству?
–Без сомнения,– сказала Киззи.
И вздрогнула, увидев, как сверкнули глаза Монтего. Причин для этого могло быть только две. Одна из них выглядела так: ему не терпится подраться.
–Скажи мне,– продолжил он,– какой у тебя план? Как ты собираешься зажать ее в угол и допросить?
–Я обдумала пару сценариев, но она – член Внутреннего собрания. Я не могу ее тронуть. В этом случае даже отец Ворсьен не сможет меня защитить.
Монтего раздул ноздри:
–Здесь, в подвале, лежат на льду трупы шестерых бойцов Дорлани. Мне плевать, кто такая Элия. Ей не сойдут с рук ни убийство Адрианы, ни вторжение в отель прошлой ночью. Я этого не допущу.
–Вторжение в отель?
–Бойцы Дорлани убили портье и повара и пытались ограбить отель. Охотились за устройством Демира. А еще подлили какой-то отравы мне в чай, но просчитались с дозой, на чем и погорели.
Киззи насторожилась. Что ищет отец Ворсьен? Канал феникса, кажется? Значит, и Дорлани нужно то же самое.
–Очень смелый ход, даже для Элии.
Монтего кивнул. Киззи перебрала в уме с полдюжины своих планов. Ни один из них она не продумала до конца, потому что считала их самоубийственными, но если Монтего готов навлечь на себя гнев Дорлани… то, может быть, стоит рискнуть.
–Слушай,– сказала она.– У меня есть кое-какие задумки. В одиночку мне их не осуществить, но с тобой, может быть, получится.
49
Ждать да догонять – ничего хуже нет, особенно когда ждешь боя, зная, что он будет, но не зная когда.
Глазница искусственного глаза зудела так, что Идриану хотелось взять вилку, выковырять его и от души поскрести за ним. Прошло почти два дня с тех пор, как уехал Демир. Все послания, которые Тадеас отправлял в Оссу, остались без ответа, пришло только сообщение из отеля «Гиацинт»: Демир сидит в Маерхорне, откуда его пытаются вытащить. Но об этом знали только Тадеас и Идриан, а весь лагерь, от железнорогих до пехотинцев из гарнизона форта, задавался вопросом, есть у них командир или уже нет.
Тот гласдансер – летучая тварь, которая напала на них прошлой ночью,– не вернулся, но слухи о нем расползались. Свидетелями нападения были около дюжины человек – слишком много, чтобы удержать происшествие в тайне. В лагере поговаривали, что Поток Граппо был последним средством защиты оссанцев, что они брошены на произвол судьбы, что Керите вот-вот подойдет со свежими войсками и летучими чудовищами – и сотрет их всех в порошок.
Идриан мучился сомнениями, как и все, а заодно боролся со своим безумием. За последние сутки он пришел к выводу, что оно не имеет никакого отношения к его переживаниям из-за гибели Касторы. Детский смех раздавался теперь так часто, что он почти не обращал на него внимания; хуже было то, что в часы бодрствования его стали преследовать видения. Где-то на краю поля зрения все время маячили тени. В основном это были темные пятна, которые двигались сами по себе, но иногда ему казалось, что он видит людей, которых давно не было в живых. Либо глаз портился быстрее, чем предполагалось, либо что-то изменилось в его мозгу. Первую проблему можно было бы решить с помощью канала феникса, но вторую – нет, и это особенно пугало Идриана. Если его безумие усилится и он перестанет различать действительное и воображаемое, как он сможет защитить железнорогих? Что случится, когда вернется летающая нечисть? Верит ли Идриан самому себе, говоря, что она существует на самом деле?
Идриан стоял на крепостном бастионе и смотрел на лагерные костры внизу. Почти треть Иностранного легиона осталась у стен Аламеды. Остальные вернулись в форт Брайс, и Идриан жалел, что они не ушли все вместе. Ведь когда грентцы и наемники явятся снова, оссанцам понадобится каждый солдат. Судя по зуду в его глазнице, это должно было случиться скоро. Идриан положил на зубец бастиона свой меч – пусть будет под рукой на случай, если в небе появится что-то странное. Идриан знал, что необходимости в этом нет – Тадеас и командир гарнизона распорядились вчетверо увеличить число часовых,– но все равно нес свою вахту, оставаясь на стене до тех пор, пока не начинал падать с ног от усталости. Может, он зря так поступает и лишние волнения и усилия только усугубляют его безумие? Но что еще он мог сделать? Отступить, рискуя жизнью людей?
–Добрый вечер, сэр.
–Добрый вечер, Брейлир.– Идриан покосился на молодого оружейника; тот поднялся на бастион и встал рядом с ним.– Ужин был отличный. Спасибо.
Так оно и было. Брейлир готовил отменно, куда лучше гарнизонного повара: вэтот день он зажарил на солдатском костре половину утки и подал к ней буханку хлеба с розмарином, пропитанную утиным жиром. Идриан не стал признаваться, что съел совсем чуть-чуть.
–Рад служить вам, сэр.– Брейлир опустил на землю скрипичный футляр.– Я хотел взять ваш меч для полировки и ремонта. На лезвии есть несколько зазубрин, которые нужно обработать рейзоргласом, а здесь как раз есть мастерская, где это можно сделать.
Оружейник уже вторую ночь подряд приходил к Идриану с этим предложением, но пробивник каждый раз отказывал ему – мысль о том, чтобы хотя бы ненадолго расстаться с мечом, повергала его в панику. Он провел пальцем по розовому стеклянному лезвию, затем положил руку на стальной эфес.
–Это Тадеас посылает тебя сюда, чтобы отвлечь меня?
–Майор Граппо очень беспокоится о вашем благополучии, сэр.
Идриан фыркнул и не стал выдавать заготовленный было резкий ответ. Брейлир не заслужил этого.
–Будь спокоен, сегодня вечером ничего не случится. Но скоро бои возобновятся. Так что отдыхай, пока можно.
–Спасибо, сэр.– Но вместо того чтобы уйти, Брейлир наклонился к футляру, открыл его и достал скрипку.– Вы не возражаете, сэр?
–Я…– Идриан хотел сказать, что предпочитает остаться один на один с порхавшими вокруг него призраками, стараясь понять, что существует на самом деле, а что – лишь в его воображении. Но он знал, что одиночество только усугубляет безумие. Когда у него есть компания, теней становится меньше.– Валяй.
Брейлир устроил скрипку на плече, подтянул струны, достал смычок. Процесс настраивания инструмента почти незаметно перешел в игру.
Идриан оперся на зубец рядом со своим мечом и задумался, глядя в небо. Мысли витали где-то далеко. Скрипка стонала у него за спиной – низкий, печальный звук, монотонный ритм. Сначала Идриан слушал вполуха, но вдруг поймал себя на том, что подпевает инструменту. Он обернулся. Молодой оружейник играл так, будто ничего не заметил. Идриан подождал, пока мелодия не зазвучит сначала, и запел:
–Согни за работой спину, руку с цепом подними – зима скоро придет. Людям – зерно, солома – скотине на зиму – она придет. Задует ветер, ударят морозы – зима, она ведь придет. Если зерно мы не обмолотим, в животе будет пусто, в сердце – холодно и мы мало посадим весной. Мало посадим весной.
