Какого дьявола она с ним? Она говорила, что он ей неинтересен, что он хотел чего-то более серьезного. Она говорила…
Она говорила, что ей нужен я, а я ей отказал.
Она идет дальше, делает то, что ей необходимо, чтобы это пережить. «Так же, как и я»,– проносится у меня в голове, когда я встаю из-за стола, чтобы вернуться к барной стойке.
Когда все наконец занимают свои места, она оказывается за соседним столиком, вместе с Эваном, что дает мне до боли хороший обзор на этих двоих. Судя по всему, он физически не способен держать свои руки при себе, и я бы с удовольствием избавил его от этой проблемы. Всякий раз, как она встает, его глаза устремляются на нее, пожирают ее. Когда она возвращается, он вскакивает, чтобы отодвинуть ей стул, и при этом умудряется облапать своими гребаными руками процентов семьдесят ее тела. И если он еще хоть раз попытается заглянуть в ее декольте, я определенно его прикончу.
Я снова иду к барной стойке и перехожу от пива к виски. Обычно я много не пью, но сегодня особый случай. Либо так, либо я слечу с катушек на глазах у сотен свидетелей.
Нам подают еду, вкуса которой я не различаю. Вручают награды, на которые я не обращаю внимания. Она для меня намного реальнее, чем что-либо еще в этом зале или за его пределами; она – единственное, что я способен замечать.
Никто так не знает ее страхи, как их знаю я. Никто не знает, какая она на самом деле хрупкая и нежная. Все эти люди не знают, что она плачет во сне и прижимается ко мне всем телом так, словно хочет оказаться внутри меня. Но я знаю все это. И несмотря на все наши ссоры, в этом зале нет двух людей, которые были бы созданы друг для друга так, как мы двое. Мой мир целиком построен из искусственных правил, устанавливающих, что я должен другим – отцу, семье, университету. Но почему-то все эти правила исключают из моей жизни то единственное, что для меня по-настоящему важно.
Ее.
Если бы не проклятые ферма и универ, она бы сегодня была здесь со мной.
Я наблюдаю, как она что-то говорит Эвану, и он кивает, обняв ее за талию и притягивая к себе, пока она встает из-за стола. Он целует ее. Это просто легкое касание губ, даже близко непохожее на то, что устроил мой чертов братец, но для меня это последняя капля.
–Хватит,– тихо произношу я, вставая.
Не уверен, что` заставляет меня последовать за ней. Я знаю каждой клеточкой своего тела, что это неправильно. Что у меня нет на нее никаких прав. Но я увидел этот поцелуй, увидел выражение его лица, говорящее о том, что в скором времени он намерен уйти отсюда с ней,– и сразу же оказался на ногах.
Я настигаю ее уже в середине коридора. Услышав мое приближение, она взволнованно оглядывается через плечо, но слишком поздно: яуже рядом. Я хватаю ее за локоть, прежде чем она успевает среагировать, и затаскиваю в ближайшую классную комнату.
Она напрягается и вырывается из моей хватки, как всегда сразу готовая к бою. Выпрямившись, Оливия стоит, сверкая глазами и уперев руки в бока. Кипя от негодования, хотя я еще даже не сказал ни слова.
–Ты не имеешь права…
Вот тогда-то я и обхватываю ладонями ее лицо и завладеваю этими губами, о которых мечтал весь гребаный вечер.
Глава 57
Оливия
Его губы накрывают мои, пресекая мою жалкую попытку возразить. Он захватывает их целиком, с такой уверенностью, как будто всю жизнь готовился именно к этому моменту. Его руки запутываются в моих волосах, его язык находит мой, в то время как сам Уилл всем телом прижимается ко мне. Его поцелуи спускаются вниз по моей шее, и у него вырывается стон, в котором слышны одновременно удовольствие и отчаяние.
–Неделю назад я была тебе не нужна, а сейчас вдруг все изменилось?– Я начинаю отстраняться, но он обнимает меня крепче.
–Я никогда не говорил, что ты мне не нужна. Я просто не хочу, чтобы ты застряла в дерьмовом маленьком городке после выпуска.
Я знаю, что есть вещи, которые я должна помнить, другие причины, по которым должна возражать, однако они от меня ускользают. Сейчас все, что от меня осталось,– это мое тело, готовое, беззащитное и томящееся; боль и удовольствие одновременно. Я слишком долго хотела этого – чувствовать, как его руки касаются моей кожи, как мое тело прижимается к нему, а его губы оставляют дорожку из поцелуев на моей шее.
Все это так правильно.
За всю свою жизнь я ни в чем не была так уверена, как в происходящем прямо сейчас. Я знаю, что ничего и никогда не буду желать так же сильно; что во всем мире для меня не может быть ничего важнее этого.
Его руки перемещаются с моих бедер к груди, а затем он стягивает одну бретельку платья, оставляя медленные, развязные поцелуи на моем плече, на ключице; действуя почти благоговейно. Покусывая, а затем заглаживая языком. Он спускает платье мне на талию и одной рукой расстегивает лифчик, после чего обхватывает ладонями мои груди и приникает к ним ртом, в той же манере: остро и в то же время нежно, вызывая во мне настолько сильное желание, что оно граничит с болью. Я жадно хватаю ртом воздух и выгибаюсь ему навстречу, полностью подчиняясь ему, запрокидывая голову к стене.
Он отстраняется ровно настолько, чтобы увидеть мое лицо. Его глаза такого яркого голубого цвета, когда он заглядывает в мои, ища в них что-то, в чем он отчаянно нуждается… Разрешения. Ему нужно мое согласие: как будто я могла бы ему отказать.
–Да,– шепотом говорю я.– Прошу.
–Ты уверена?– Его голос хриплый от желания.
После моего кивка он стягивает платье вниз с моих бедер, позволяя ему соскользнуть на пол. Его руки проделывают тот же путь, двигаясь вниз по моим бедрам, и в результате я остаюсь перед ним лишь в туфлях и трусиках.
–От этого чертового платья я чуть не свихнулся,– говорит он, поглаживая мою кожу и снова целуя меня. Он прижимает меня еще ближе – ощущение его костюма на моей обнаженной коже – и я животом чувствую его пульсирующую эрекцию, точно он отчаянно нуждается в трении.
Уилл просовывает палец под резинку моих трусиков. В тот момент, когда он меня касается, все мое тело содрогается.
–Черт,– шипит он сквозь зубы, зажмуривая глаза.– Ты уже такая влажная.
Его палец скользит назад и вперед, едва касаясь, двигаясь мучительными кругами – прежде чем наконец войти в меня.
–О боже,– шепчу я, изгибаясь к нему всем телом. Он добавляет второй палец, и на этот раз его стон громче моего.
