–Что-то не так,– говорю я Уиллу.– Со мной что-то не то…
–Все так,– заверяет он. Уилл протягивает руку, собираясь прикоснуться ко мне, но затем останавливается и опускает ее.– Ты просто волнуешься.
–Нет, это другое. Меня тошнит. Думаю, меня сейчас вырвет.
–Все с тобой в порядке,– твердо произносит он.– Перестань себя накручивать. Впрочем – давай, накручивай: сама знаешь, что, как только ты побежишь, это пройдет.
Я киваю, однако на этот раз его слов мне мало. Может быть, дело просто в моем провале на прошлом забеге, но мне кажется, причина в другом.
Девушек приглашают к старту. Пока мы ждем сигнала, я ощущаю металлический привкус во рту, а затем он оказывается у меня в желудке, пробирается по моим внутренностям. В этот момент обнаруживают какую-то проблему с системой хронометража, и, пока ее исправляют, мы все нервно дергаемся и перетаптываемся на месте, натыкаясь друг на друга. Я начинаю волноваться, что если меня толкнут локтем еще один раз, то я кому-нибудь врежу.
Наконец-то проблема устранена. Раздается выстрел, и я сразу слишком сильно разгоняюсь, пытаясь убежать от того холодка, что ползет по моей спине, а также от убежденности, что у меня ничего не получится. Я думаю об Уилле, стоящем сейчас в стороне, о том, как он наблюдает за мной и как у него внутри все сжимается, потому что я делаю ровно то же самое, что и на прошлом забеге.
Я заставляю себя сбавить скорость и позволяю другим бегуньям задавать темп. Меня так переполняет волнение, что эта скорость кажется мучительно медленной, однако по мере увеличения дистанции я начинаю чувствовать себя лучше, сильнее, увереннее. Я выравниваю свой темп и иду ноздря в ноздрю с какой-то девушкой из Стэнфорда. Все ждут, что сегодня она победит, вот только я слышу, что она уже тяжело дышит и каждый ее вдох сопровождается хрипом. Мы не пробежали и двух миль, а она уже превозмогает усталость, тогда как я, по ощущениям, могла бы поддерживать данный темп хоть целый день.
Я ускоряюсь и вырываюсь вперед. Для меня это слишком рано, и это риск. Не факт, что я выдержу еще две мили с такой скоростью, но сегодня я так хочу. Я хочу сделать это для Уилла, Питера и Дороти так же сильно, как и для себя. И, возможно, мне это удастся.
Я слышу толпу, собравшуюся на финише, задолго до того, как ее становится видно, и перехожу на спринт. Когда в поле зрения появляется линия финиша, шум толпы уже настолько громкий, что я даже не слышу собственного дыхания. Их рев просто оглушает меня, когда я на бегу разрываю финишную ленту.
Кровь стучит у меня в ушах. Оператор из ESPN бежит рядом со мной, пока я проталкиваюсь вперед, задыхаясь, высматривая лишь одно лицо.
И наконец нахожу его.
Уилл прорывается сквозь толпу мне навстречу и заключает меня в объятия.
–Ты это сделала, Лив,– шепчет он мне на ухо, обдавая его своим теплым дыханием и прижимая меня к себе.
О такой победе я мечтала всю жизнь. Но самая лучшая ее часть – определенно этот момент с Уиллом. Мгновение, которое я буду помнить всегда.
Он медленно отпускает меня, когда к нам подбегают Питер и Дороти.
–Девятнадцать и двадцать две!– вопит Питер.
Для большинства людей эти цифры не имеют смысла, однако мы четверо понимаем, что это значит. Я была всего в пяти секундах от мирового рекорда на дистанции в шесть километров – причем подошла к нему ближе, чем все, кого я когда-либо знала.
Меня проталкивают сквозь толпу, поздравляют и обнимают совершенно незнакомые люди.
Даже Бетси почти дружелюбна со мной, когда финиширует.
–Девятнадцать двадцать две,– произносит она, качая головой.– Ты мне по-прежнему не нравишься, но, святой господь: вот это была скорость.
–Каково это – прийти в нескольких секундах от мирового рекорда?– спрашивает репортер.
Я даю тот ответ, которого от меня ждут, говорю, что я шокирована и очень взволнована и что это лучший день в моей жизни. А все это время я наблюдаю за Уиллом, думая о том, что отдала бы все ради него – свои победы, команду, будущее,– если бы только была ему нужна настолько, чтобы он захотел это принять.
После церемонии награждения мы возвращаемся в гостиницу. Дороти уже готова и ждет меня в холле, пока я выхожу из душа. Наспех одевшись, я как раз закрываю свой чемодан, когда ко мне в номер заходит Уилл, опустив голову и засунув руки в карманы.
–Прошу, все-таки подумай о том, чтобы приехать к нам на каникулы,– тихо говорит он.– Я готов поклясться собственной жизнью, что ничего не случится.
У меня вырывается смешок, резкий и полный горечи.
–Думаешь, я не хочу, чтобы что-нибудь случилось?– спрашиваю я.
Уилл взволнованно проводит рукой по волосам.
–Я просто говорю, что мы сможем справиться с этим.
Я отставляю в сторону чемодан и присаживаюсь на край кровати.
–В этом-то и проблема, Уилл. Ты можешь с этим справиться. Тогда как я не могу. Если бы я действительно была тебе нужна, ты бы меня получил. Или попросил бы меня подождать, пока я не закончу учебу. Но ты ничего из этого не сделал и не собираешься… А ты хоть представляешь, как мне тяжело на тебя смотреть?– Мой голос становится более хриплым, и я делаю паузу, потому что решительно отказываюсь снова плакать из-за него.– Как мне тяжело смотреть на тебя и знать, что ты сделал свой выбор – и не в мою пользу?
Он вздрагивает от моих слов.
–Оливия, дело не в выборе.– В его голосе тоже слышна хрипотца.– Нет у меня никакого выбора.
–Но он есть, Уилл,– шепотом возражаю я.– Мне до выпуска осталось чуть больше года: ты мог бы попросить меня подождать. Хоть сейчас ты мог бы попросить, и я бы это сделала, с радостью. Но ты ведь не собираешься меня ни о чем просить, не так ли?
Он прикрывает глаза, и на его челюсти напрягается тот самый мускул. Он ничего не отвечает.
Я хватаю свою сумку и направляюсь к выходу.
–Именно так я и думала.
Глава 56
Уилл
–Вчера я ходила навестить Оливию,– говорит мама.
Прошло три долгих дня… За это время я ни разу не видел Оливию и ничего не слышал от нее.
Три долгих дня, в течение которых у меня в голове крутится одна и та же фраза, как заезженная пластинка: «Я ее потерял».
Не то чтобы я предполагал, что она когда-нибудь будет моей. Просто отказывался думать о том, что настанет день, когда ее больше не будет рядом. Я рассчитывал, что смогу украсть еще немало таких моментов – дома у моей мамы, на стадионе, в горах – и сохраню их в своей памяти. Как будто от этого будет какая-то польза, когда Оливия исчезнет из моей жизни.
