В субботу, покончив с мероприятиями в честь дня посещения родителей, я заезжаю за Джессикой на обратном пути. Она кричит мне из спальни, что уже почти готова, но затем выглядывает в коридор.
–Заходи, присядь,– говорит она с намеком в голосе.– До ужина у нас еще много времени.
Я качаю головой, избегая ее взгляда, и включаю телевизор.
–Мама просила меня вернуться пораньше.– Это ложь, но прямо сейчас меньше всего на свете я хочу спать с Джессикой. Она надувает губы.
–Пять минут?
–Я пока посмотрю игру,– отвечаю я, не оборачиваясь.
Оливии нет дома, когда мы приезжаем на ферму. Брендан, естественно, беззаботно развалился на диване и смотрит футбол. В такие моменты, когда я думаю о своих двух работах, которые мне нужны, чтобы его кормить и оплачивать его учебу, то вполне понимаю, почему отец был на меня зол. Он хотел, чтобы я ставил интересы семьи на первое место и начал брать на себя часть ответственности. Но, будучи мелким эгоистичным говнюком, я смотрел на ту кучу работы, которая ждала на ферме,– и со всех ног бежал куда подальше.
Джессика уходит искать мою маму, а я опускаюсь в кресло напротив брата и пытаюсь поддержать культурный разговор:
–Ну что, как твоя учеба?
Он пожимает плечами:
–А сам как? Хорошо иметь двух подружек?
–У меня нет двух подружек,– отвечаю я, возмущенно фыркнув.
–Ну конечно же, нет, Святой Уилл. Вчера ты пялился на ее задницу чаще, чем мне представлялось возможным, но, разумеется, у вас ничего не происходит.
–Я понятия не имею, о чем ты.
–Круто. Потому что если тебя она не интересует, то я и сам не прочь к ней подкатить.
У меня такое чувство, словно я не могу дышать. Я так легко могу представить его с Оливией… Вчера в баре они выглядели как пара, и, когда он схватил ее за задницу, лишь присутствие Джессики удержало меня от того, чтобы не оторвать ему руку.
–Я ведь уже говорил: не лезь к ней.
–Я помню,– смеется Брендан,– и я решил, что мне насрать. Рассказывай маме, что меня арестовывали. Давай, расстрой ее, просто потому, что хочешь оставить Оливию себе. Не тебе решать, с кем ей встречаться.
Верно, но и смотреть на это мне необязательно.
–Она может делать все, что ей заблагорассудится. Но пока живешь за мой счет – ты не можешь.
–Поздравляю, Уилл,– с горечью произносит он, поднимаясь на ноги.– Ты просто вылитый отец.
Он прав, однако в данный момент мне, черт подери, абсолютно плевать. У него и так есть все: свобода делать, что захочет, никакой ответственности за ферму. Он не получит еще и Оливию.
Глава 42
Оливия
Ненавижу Джессику.
Я думала, что ненавижу Бетси, но оказалось, мои чувства к ней больше похожи на легкое раздражение в сравнении с тем, что я испытываю к девушке Уилла. И, честно говоря, сегодня вечером она не делает ничего плохого, по крайней мере на первый взгляд. Тем не менее меня бесит, как перед ужином она сидит на коленях у Уилла; как поглаживает большим пальцем его запястье и как он не задумываясь приобнимает ее за талию. Меня бесит, что на ее лице при этом появляется какое-то торжествующее выражение – торжествующее надо мной,– хотя она даже не смотрит в мою сторону.
Уилл уходит на кухню с Дороти, и, когда оттуда раздается его смех, Брендан закатывает глаза.
–Похоже, он нашел свои таблетки от хмурости или типа того. Все выходные он был угрюмым засранцем,– говорит он.
Джессика нам подмигивает:
–Просто ему нужно было немного снять напряжение, если вы понимаете, о чем я.
Сучка.
–Может быть, мне стоит навещать его на работе в течение дня.– Она улыбается, глядя на меня.– Ну знаешь, чтобы он мог выпустить пар.
Именно в этот момент я осознаю, что уже не просто ненавижу ее, но была бы рада увидеть, как она цепляется за жизнь… Хотела бы я, чтобы еще какое-то время она была в сознании и успела понять, что это я спускаю курок.
Весь вечер мне приходится то сжимать кулаки, то стискивать зубы. Расслабляться я начинаю, только когда они собираются уходить.
–Эй, послушай.– Джессика отводит меня в сторонку, когда Уилл выходит из комнаты.– Мне так жаль твоего брата.
Ей нисколько не жаль. Мы обе это знаем. Но я киваю и жду, когда она озвучит то, что на самом деле хочет сказать.
–И поэтому мне ужасно не хочется тебе это говорить,– продолжает она,– но прямо сейчас Лэнгстромы правда не в том положении, чтобы оказывать кому-либо помощь. Им приходится нелегко, и я просто не уверена, что они справятся с дополнительным бременем.
–Я не просила их о помощи.
–Да, но ты ведь знаешь, что я имею в виду: эмоциональную помощь, источник стабильности. Сейчас они не готовы заменить тебе семью, у них достаточно своих проблем. Дороти и Уилл, конечно, никогда этого не скажут, но это же и так очевидно, правда?
Я ненавижу каждое ее слово, однако еще больше я ненавижу то, что, скорее всего, она права.
В воскресенье я возвращаюсь к себе, решив, что отныне буду оставаться у Дороти лишь в случае крайней необходимости. Но давление меня выматывает: люди от меня ждут, что на следующей неделе я смогу прийти первой.
В понедельник мне снится кошмар, поэтому, когда я приползаю на стадион во вторник утром, мои ноги совершенно убитые. Уилл сжимает зубы, но ничего не говорит.
В среду я опять прихожу измученная, и на моих предплечьях видны небольшие порезы – и, похоже, это переполняет его чашу терпения.
–Сегодня ты остаешься у мамы. У тебя стресс, а я не могу допустить, чтобы ты получила травму или переутомилась прямо перед забегом.
Я смотрю себе под ноги.
–Все в порядке. Я не буду ночью бегать.
–Ты же знаешь, что не можешь дать такого обещания. И я думал, тебе нравилось гостить у мамы?..
Я с трудом сглатываю. Мне действительно нравится оставаться у Дороти. И я буду по этому скучать.
–Мне не нужна благотворительность. Я очень ценю то, что вы с мамой сделали для меня, но дальше я справлюсь сама.
–Благотворительность тут ни при чем,– шипит он.– И если не ради себя, сделай это хотя бы ради команды. Ты приблизила нас к тому, чтобы мы впервые завоевали титул. Подумай, как много это будет значить для всех.