Вот тут я немного и тормознул…
Современные КПК позволяли получить из интернета любую информацию, и после своих приключений во времена Второй мировой войны я выяснил, что по результатам Нюрнбергского процесса дослужившийся до группенфюрера Карл Гебхард был повешен в 1948 году. То есть рабочий со стальными глазами и взглядом Гебхарда не мог быть Карлом Гебхардом. И хотя татуировка как бы намекала на связь ее владельца с СС, но мало ли… Вдруг реально моряку не повезло с ранением руки и я сейчас мысленно гоню на человека, который вообще не при делах?
Но тут длинный мужик, что стоял рядом, подкинул пищу для размышления.
–Чего за рабочие такие, не пойму,– сказал он.– Точно не комбинатовские. Я наших всех на комбинате знаю, как-никак, на проходной со дня открытия работаю, просто сегодня не моя смена. Хотя, если через проходную прошли, значит, с допусками все в порядке. Но надо будет все-таки на всякий случай комитетчикам доложить насчет…
Я дальше не расслышал, насчет чего собирался длинный докладывать сотрудникам КГБ. Потому что я уже шел за рабочими, которые, откинув задний борт тентованного грузовика, один за другим загружались в кузов. При этом я разглядел в тусклом свете фонаря, что номер грузовика заляпан грязью. Бывает, конечно, мало ли. Но когда совпадений становится слишком много, я перестаю верить в совпадения и полностью доверяюсь своей сталкерской «чуйке», которая сейчас прям звенела внутри меня растревоженной натянутой струной, что по моему опыту свидетельствовало – я на верном пути.
Причем у меня появился еще один повод поторопиться, потому что сзади раздался чей-то голос:
–Слышь, мужик, погоди! Это на тебе не мое пальто, случайно?
А впереди, метрах в тридцати, последний «рабочий» уже поставил ногу на стальную скобу откинутого борта – одно движение, и он будет внутри грузовика, который стоял с незаглушенным мотором.
В общем, раздумывать было некогда, и я начал действовать. Как всегда в таких случаях – на интуиции, отключив сознательное. Потому что если начнешь мысли в черепе ворочать, прикидывать, что делать дальше,– потеряешь драгоценные секунды. Потому я предпочитаю в экстремальных ситуациях волевым усилием отпустить контроль над разумом и предоставить своему организму, закаленному во множестве битв, самому вытащить меня из щекотливого положения.
Рванув пояс, который был простым узлом завязан у меня на животе, я сбросил на землю пальто со словами:
–Да на, подавись, куркуль!
При этом я хлопнул ладонью по усам пси-клопа, намертво вцепившегося в ткань моего бронекомбинезона – понятное дело, кому ж охота терять ценную кормушку?
Челюсти твари немедленно вонзились мне в плечо, а сзади раздалось:
–Ну ты, Мишка, фрукт! Без спросу взял мой шмот, а я же еще и куркуль!
Нормально сработал клоп, оперативно. Мгновенно поймал мою мысль и захватил мозг хозяина пальто так, чтоб тот увидел во мне своего лучшего друга.
И не только его. Вперед я тоже послал мысленный импульс вместе с криком:
–Хальт!
В немецком я немного получше стал разбираться за время моего участия во Второй мировой, так что, надеюсь, мой окрик «Стой!» прозвучал без особого акцента и достаточно громко, чтоб рабочий в последний момент бросил взгляд на меня… и застыл на месте с выпученными глазами, глядя, как я бегом несусь к грузовику.
И я понял, что не ошибся. Ни в своих предположениях, ни в своих действиях. Похоже, та «дымка» вмоем мозгу появилась не случайно, как только я попытался вспомнить, где мог видеть столь хорошо запомнившиеся мне глаза «рабочего»,– то ли мгновенный гипноз это был, то ли еще что. Хорошо, что я догадался глаза закрыть и прервал контакт. Теперь же я сам послал вперед через пси-клопа мысленное изображение – и последние сомнения отпали у меня, когда «рабочий», на лице которого за мгновение успела смениться целая гамма эмоций, ошеломленно пролепетал:
–Майн фюрер?..
Уважаю я свой организм, который умеет в экспромт быстрее, чем мой мозг выдаст что-то путное. Да, предполагаю, что он вряд ли смог бы сгенерить что-то настолько безбашенное, как послать в мозг «рабочего» картину, что к грузовику бежит не кто иной, как слегка поседевший, но вполне себе бодрый Адольф Гитлер. Давно известно: чем абсурднее картинка, тем легче в нее верят те, кто хочет в нее верить.
Теперь сомнений больше не было. Аварию на химкомбинате устроили эсэсовцы из организации ODESSA.
И я, кажется, уже догадывался, с какой целью.
Похоже, они прознали, что с помощью ядерного взрыва можно получить артефакт, из которого реально выковать нож, способный прореза́ть дыры в пространстве и проходы через время. Правда, непонятно, как группу совершенно незнакомых «рабочих» сотрудники КГБ сначала пропустили на секретный комбинат, а потом выпустили обратно, но это сейчас уже было неважно. Потому что думать – это потом.
Сейчас надо было действовать.
–Ага, фюрер,– сказал я, с разбегу сунув под мышку эсэсовцу ствол автомата и нажав на спуск.
Ткань и мясо заглушили звук очереди, только три гильзы звякнули об асфальт. Немца снесло с борта грузовика – думаю, он умер сразу, так как линии выстрелов, по моим прикидкам, прошли сквозь сердце. Что ж, хорошая смерть для нациста, загубившего немало невинных жизней. Быстрая. Можно считать, подарок.
К сожалению, я к этому времени понял: поддерживать образ Гитлера в головах у шести оставшихся эсэсовцев у меня не получится. Энергозатратная это штука, оказывается, посредством пси-клопа пытаться выдать себя за какого-то конкретного известного персонажа. Впечатление было, будто из меня энергия уходит стремительно, будто плотину прорвало. И чтоб у меня остались хоть какие-то силы, клоп снова ладонью по усам отхватил – мол, хорош, спасибо, ну тебя на фиг с такими услугами.
Клоп возмущенно икнул, но выпендриваться не стал – моментально прервалась и боль в плече, куда паразит вновь вонзил свои челюсти, и стремительный отток энергии. Всё. Стало быть, для фашистов в грузовике я больше не фюрер. Ну и ладно, справлюсь без маскировки. Или же сдохну, мне не привыкать.
Грузовик уже трогался, когда я запрыгнул внутрь кузова, понимая, что времени у меня – секунда. Может, две до того, как те, кто там сидел, поймут, что я не тот последний слегка задержавшийся фашист из их команды, которого они ожидали увидеть.
В принципе, две секунды – вполне достаточное время, чтобы в кузове, скудно освещенном лампой над окошком кабины водителя, длинной очередью положить всех оставшихся нацистов.
Но мне Гебхард нужен был живым. Ибо я не был уверен, что «Бритва» унего. Группенфюрер вполне мог спрятать артефакт где-нибудь на территории комбината, и если б я пристрелил Гебхарда, искать «Бритву» можно было всю оставшуюся жизнь. Или – как вариант – организовать свой собственный ядерный взрыв, что, на мой взгляд, было несколько сложновато.
Потому я использовал две секунды по-другому.
