—Ну и холодрыга,— как бы объясняет она свое дерзкое поведение, позволяя руке Килиана упокоиться на своем девичьем плече.— Так намного лучше.
Еще бы, я не то чтобы возмущена — скорее шокирована ее поведением.
—Где Леон?— голос мой звучит почти строго, я вроде как даю ей понять о своем недовольстве.
—Должно быть, готов влюбиться в очередное смазливое личико,— насмешничает сестрица, еще больше прижимаясь к Килиану. Тот, я вижу, не имеет ничего против: поглаживает ее по плечу и тихонько улыбается. В этот момент я замечаю Леона…
—Перестань на меня наговаривать,— пеняет он Каролине, потянув ее за собранные в хвост волосы.— Я всего лишь беседовал с девушками на порядок приятнее собственной сестры.
Та закатывает глаза и провозглашает:
—А разве это не ты сказал однажды, что при виде первого же красивого личика, у тебя напрочь сносит крышу… ты, видите ли, влюбляешься в него в ту же минуту.
—Мне тогда было семь,— стонет Леон возмущенным голосом.— Может быть, мы еще вспомним, как ты писалась в кровать до трех лет…
—Я не писалась в кровать до трех лет,— теперь уже возмущается Каролина.— Это была Мия, чтобы ты знал. Мия, а не я!
Килиан склоняется в мою сторону и произносит:
—Похоже, с этими ребятами скучать не приходится. Они всегда такие веселые?
—Все время,— подтверждаю я, неожиданно смущаясь при виде легкой щетины на скулах парня. И ямочки на его подбородке… И самого его присутствия под одним со мной одеялом.
Что я вообще здесь делаю? Патрик не должен был отпускать меня одну. Он должен был бы сидеть рядом и прижимать меня к своему теплому боку…
—Я как-то перерос период юношеских вечеринок,— отозвался он на мое предложение пойти сюда вместе. И я ощущаю почти сиротство, лишившись его плеча в виде поддержки…
Это чувство не отпускает меня весь вечер, до самого того момента, как Килиан произносит:
—Еще увидимся, Ева.— И я отзываюсь неискренним:
—До встречи.— А потом возвращаюсь домой и укладываюсь под бок Патрику, ощущая горячее тепло его тела, к которому могу прижаться без зазрения совести.
Но даже и тогда что-то не перестает дрожать в глубине моего сердца…
Это «что-то» пробуждает меня на рассвете, всего лишь после четырех часов сна, и заставляет предупредить пробуждение самого Патрика.
—Уже не спишь?— удивляется он, заметив, что я гляжу на него сквозь полуопущенные ресницы.— Во сколько вы вчера вернулись?
—Около часа. Ты уже сладко спал, соня…
—Прости, хотел тебя дождаться, да сон сморил меня. Вымотался за день.
—Что вчера делал?
—Закончил заказ на садовый гарнитур. Ты должна его увидеть!— и он тянется к телефону, чтобы показать мне фотографии своей работы.
Некоторое время мы рассматриваем сделанные Патриком снимки и обсуждаем необходимость их размещения на созданном мною сайте, а потом я, все еще ощущая острую потребность услышать расспросы Патрика о моем собственном вчерашнем вечере, произношу:
—А знаешь, Килиан тоже был там вчера.— И замираю в ожидании ответа… Тот выходит не совсем тем, на какой я рассчитывала:
—Он все еще влюблен в тебя, этот мальчишка?— и улыбается самой незамутненной ревностью улыбкой.
—Не думаю,— отвечаю я в том же тоне.— По-моему, он запал на Каролину.
—На Каролину?— удивляется Патрик.— Они знакомы меньше одного дня.
—Похоже, их чувствам это не помеха.
—Вот уж чуднО, так чуднО,— продолжает удивляться Патрик, а я думаю о словах сестры, сказанных прошлым вечером по дороге домой:
—Чтобы влюбиться, достаточно нескольких секунд. А я провела с ним намного больше времени… К тому же, от него обалденно пахнет! Ты не могла ни почувствовать: сочный апельсин с ароматом морского бриза.
—Промозглый ветерок с озера ты, верно, спутала с морским бризом,— отозвалась я тогда на слова Каролины.— Не почувствовала ничего такого.
—Просто ты ни разу ни ткнулась носом в его футболку — сразу поняла бы, о чем я говорю,— со значением провозгласила девушка. И я возмутилась:
—С какой стати я бы стала тыкаться носом в футболку чужого парня?!
—Просто ради разнообразия?!— пожала она плечами, и Леон разразился громким хохотом.
Сразу после обеда родные засобирались домой — их ожидала долгая дорога — и я с тоской думала о притихших стенах этого дома после их отъезда. К тому же, мне так и не удалось поговорить с Луизой… Сама она придерживается политики невмешательства, но я-то знаю, что ей небезразлично, что со мной происходит.
Я подлавливаю ее в гостевой комнате перед самым отъездом, когда та складывает в дорожную сумки свои немногочисленные вещи.
—Луиза,— окликаю ее с порога, и та оборачивается:
—Ева, милая,— говорит она,— а я вот собираюсь,— и продолжает суетиться.
Вижу, что ей есть, что мне сказать, но она не хочет этого делать. Подхожу и крепко ее обнимаю…
—Луиза, мы так и не поговорили…
—О чем, милая?
—О Патрике, например.
Женщина глядит на меня и произносит:
—Ничего нового я тебе не скажу, Ева. Могу лишь повторить сказанное перед твоим отъездом из Штутгарда: каждый имеет право на собственные ошибки.
—Хотите сказать, что Патрик — моя ошибка?
Она качает головой, крепко стиснув мои холодные пальцы.
—Патрик хороший человек, Ева, по-настоящему хороший, он мне даже нравится. И только время покажет, ТВОЙ ли он человек, понимаешь?— Потом поглаживает меня по щеке и спрашивает: — Ты все еще его любишь?
—Думаю, да.
—Вот и прекрасно,— констатирует она.— Главное, чтобы ты была счастлива.— И снова вопрошает: — Ты ведь счастлива?
Пытаюсь ответить без заминки и потому повторяю:
—Думаю, да.— А на языке терпкая горечь вновь высказанного вранья…
Счастлива ли я на самом деле, ответа на этот вопрос нет даже у меня самой.
19 глава
Пошивочное ателье Клары маленькое, но очень уютное… На большом витринном окне так и написано: «Мы исполняем мечты» — и мне нравится быть феей этого маленького сказочного королевства.
Мое место последнее в ряду, и оно утопает в ворохе нежно-голубого шармеза, который невеста выбрала для платьев подружек невесты… Капризный материал. Я вожусь с ним четвертые сутки: крою, вырезаю, строчу — и мне нравится, что у меня получается.
Уверена, Клара тоже будет довольна мной — я не хочу ее подвести.
—Ну как ты, заканчиваешь?— интересуется Майя, моя соседка по левую руку.— Пора бы и честь знать. Уже больше пяти… Поторапливайся!
