—Не плачь, пожалуйста!— а я уже не могу, эмоции рвут душу,— выговорись, но не плачь,— ее маленькие худенькие ручки дрожат, держат мои руки в своих.
—Мама,— делаю глубокий вдох,— она же знает меня, лучше, чем кто-либо! Как, скажи мне, как она может мне говорить “нагуляла”? Я же ей сказала срок, она может посчитать, когда примерно зачат ребенок! Когда я еще была там, в селе,— я опускаюсь на свою кровать, Злата садится рядом,— вообще не понимаю, как она может подумать обо мне такое, вместо того, чтобы спросить, дочка, что случилось? Как так получилось? Она лишь спрашивала, кто отец, с кем я нагуляла? Нагуляла! Она что не знает меня? Сама же воспитывала, сама!— слезы ручьем льются с моих глаз, но я заставляю себя успокоится, вытираю лицо,— она решила проблему по-другому. Для нее мой ребенок — проблема, а не ее внук. А не маленький человечек! О всевышний!— поднимаю голову к потолку,— как я могла такое допустить? Как повелась? Не понимаю! Какая же я дура!!!!!!! Доверчивая, наивная, глупая дура!
—Успокойся, прошу тебя.
—Теперь … раз им не нужен мой ребенок, они мне тоже не нужны! Ничего мне от них не нужно! И вера их…— это самое важное решение для меня,— вера, в которой можно запросто убить ребенка, чтобы не быть опороченной для народа, вера в которой ты должен быть чист, убив ребенка — мне не нужна! Ничего не нужно! Я… она убила моего ребенка, я заберу у нее ее ребенка. Себя. Меня не будет у них. Нет. Мне не нужно ничего … Только Самир… мне будет трудно, но я справлюсь. Я верю, что я справлюсь.
—Боже, Асият. Что значит ты заберешь себя у них? Что ты собралась сделать?
—Ничего особенного. Для них я перестану существовать. Надеюсь в этом вопросе мне поможет Петр Михайлович.
—В каком?
—Помоги мне с вещами, позже позвоним твоему отцу.
Все вещи отправляются в мусор, даже то, что на мне. Злата открывает шкаф, показывает мне на свои вещи.
—Бери все, что хочешь!
Я беру джинсы и свитер, оставляю себе только нижнее белье. Злата рвется помогать мне выносить мусор из моих вещей, но я категорически запрещаю. Справляюсь сама, в три похода.
Дальше звонок Петру Михайловичу, который обещает до вечера заехать, а пока…
—Как думаешь деканат еще работает или все уже ушли?— интересуюсь по возвращению.
—Думаю работают, они же до пяти.
—Пошли прогуляемся в институт?
—Асият..
—Если не хочешь, жди меня дома, но я еще хотела сходить за продуктами.
—У нас продуктов полный холодильник, папа привозил, пока ты…— запинается, но потом быстро справляется,— спала.
—Ладно, тогда может за обновками? У нас еще есть немного денег, я потом восстановлюсь на работе, в клубе. Только на полный день, чтобы больше платили.
—На полный день? А учеба?
—А учеба… подождет! Давай одевайся, пойдем в институт.
Отчислится не составило особого труда. Заявление уже написано, немного формальностей и времени и мне вернут документы. А вот вопрос с общежитием я должна буду решать, поэтому когда мы идем после института в самый дешевый магазин одежды и обуви я решаю поговорить со Златой.
—Я хотела попросить у тебя…
—Все что хочешь душа моя!— когда я писала заявление об отчислении Злата выглядела озадаченной и взволнованной, сейчас улыбается, когда я сказала, что восстановлюсь в сентябре, поступлю заново, только уже на то направление, в которое я хотела изначально. А эти полгода я отдохну, постараюсь справится с обидами и потерей, чтобы вернутся к жизни.
—У тебя же есть квартира?
—Есть,— она поворачивается ко мне,— что ты надумала?
—А ты не хочешь переехать туда?
—Переехать?
—Вместе со мной, мне теперь негде жить.
—Ты правда переедешь ко мне?
—Я потом съеду, как только заработаю столько, чтобы снимать.
—Боже! Асият! Куда ты съедешь? Как я одна буду воспитать ма…— она замолкает и опускает глаза.
—Все в порядке. Я буду помогать тебе с малышом!
—Переедем, когда скажешь. Проблем нет, только институт далековато.
—Это не проблема, для меня, а ты…
—И для меня тоже!
До вечера мы проходимся по магазину. Я покупаю пару комплектов нижнего белья, джинсы и домашние штаны, никаких платьев, теплый свитер, зимние сапоги и зимнюю куртку, самые дешевые, зимнюю шапку, у меня никогда не было шапки, разве что в детстве, потом теплые платки. Сейчас все будет по-другому. Носки и колготки.
На обратном пути Злата покупает маринованные грибы и до дома облизывает губы. Я смотрю и улыбаюсь, искренне радуюсь за разыгравшийся аппетит подруги. А то из-за меня у нее не было аппетита и желаний.
Петр Михайлович приезжает как раз к столу. Уговарить поужинать с нами не составило труда.
—Я чертовски рад видеть тебя в таком расположении духа,— говорит с набитым ртом.
—Я тоже рада вас видеть. У меня к вам небольшая просьба.
—Говори дочка, все что хочешь!
—Мне нужно сменить имя, отчество и фамилию! Чтобы никто и никогда не узнал мои прежние данные, как бы не искал,— выдыхаю,— я знаю вы можете,— Желательно в течение девяносто дней, чтобы успеть зарегистрироваться. Я в долгу не останусь. Имя, отчество и фамилию выберите сами, какую хотите.
Две пары глаз смотрят не моргая, открыв рты. Злата прокашливается:
—Можешь прописаться в моей квартире,— говорит и глотает очередную порцию грибов.
—А беременным можно грибы?— спрашиваю я не подумавши, смотрю и прикрываю рот ладонью.
У Петра Михайловича отвисает челюсть, в прямом смысле этого слова. Он давится, извиняется, встает.
***
Через два месяца я держу в руках свой паспорт:
Новикова Майя Леонидовна.
За это время я успела обустроится на прежней работе, на полный рабочий день. После получения нового паспорта меня оформили.
Успела перекраситься в другой цвет и привыкла не носить платья и головные платки.
Мы со Златой переехали в ее квартиру уже как два месяца. Злата взяла академический отпуск и теперь сидит дома, изредка ходит со мной на работу, просто потому что ей скучно. Девочки-танцовщицы с нетерпением ждут появления ее малыша.
Петр Михайлов оборвал все связи со Златой в тот день, как узнал о ее беременности.
Я чувствую себя виноватой, но Злата меня успокаивает:
—Это должно было случится рано или поздно, ты не при чем.
Глава 17 Настоящее время
НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ МАРК
—Блядь, Диана!— отлепляю, словно липучку от себя, убираю ее руки.
