— Отпусти его, пока я тебе башку не прострелил!
— Эй, — забеспокоился Пашка. — Я только хотел
узнать, в чем дело.
— Не прикидывайся придурком, девка наверняка тебе все
рассказала.
— Так вам нужна она? — невероятно обрадовался
Пашка. — Слушай, братишка, я ваших дел не знаю и отчаливаю, лады? Девку я
подобрал на дороге, все, что хотел, уже получил, и мне она без
надобности. — Тут он повернулся ко мне и заявил: — Давай, подруга, вылазь,
у ребят к тебе важное дело.
— Мерзавец! — ахнула я, ни глазам, ни ушам своим
верить не желая. — Трус, подлец!.. Ах, какой мерзавец! А еще союз крепили…
чтоб тебе провалиться!
— Не было уговору, что меня будут бить по башке, —
обиделся Пашка. — Так что вылазь из машины и топай… Мужики, я ее знать не
знаю… и спорить с вами не хочу. Забирайте, такого добра в каждом кабаке
десяток.
Пашка ослабил хватку, парень мог вздохнуть, а остальные
вроде бы расслабились. Я в ярости кусала губы и даже не думала о печальной
участи, которая меня ожидает, все мысли были только о мерзавце, который
прикидывался другом, крепил союз, а при первой опасности позорно меня предал.
— Ах ты, сволочь! — выкрикнула я, а Пашка вновь
стал ораторствовать:
— Не знаю, чем вас эта девка допекла, но хочу
предупредить, что она — хроническая лгунья. Всю дорогу болтала мне про
какого-то мента-убийцу, который якобы на лесной поляне укокошил родного брата.
Про родимое пятно, по которому она его узнала, и прочую чушь, совсем мозги
запудрила. Либо она телик смотреть очень любит, либо просто психованная. Ладно,
мужики, — перешел он на легкий подхалимаж. — Забирайте девку, я
отпускаю парня и сматываюсь.
— Сматывайся, — усмехнулся верзила.
Пашка потеснился, пропуская его, тот сунулся в машину,
ухватил меня за локоть и больно дернул.
Тут пошли вещи прямо-таки удивительные. Парень, которого
держал Пашка, странно крякнул и осел, Пашкин кулак обрушился на стриженую
голову верзилы, которую он как раз высунул из машины, в руках моего бывшего
дружка появился пистолет, тот самый, что он успел выхватить у верзилы, и
началось что-то вовсе невообразимое. Кто-то трижды выстрелил, а я охнула, упала
на пол и визжала до тех пор, пока Пашка не сказал:
— Кончай орать-то…
Тогда я высунула голову и огляделась. Все враги были
повержены. Верзила, лежа на асфальте, начал подавать признаки жизни, Пашка
подошел и ударил его ногой по голове. И еще двоих тоже. Четвертого бить было
без надобности, пули, предназначенные герою, который теперь бил людей по
головам, достались несчастному парню. Выглядел тот жутко, и я поспешно
отвернулась.
— Стрелять-то ни хрена не умеют, — проворчал герой
и со злостью пнул верзилу еще раз. — Машину испортили, сволочи.
Один из парней глухо простонал. У него была прострелена
рука, кровь тонким ручейком струилась по асфальту. Где-то вдали зазвучали
сирены.
— Пора сматываться, — забеспокоился Пашка, сел в
машину, и мы полетели по проспекту, подальше от злополучного места. Я клацала
зубами и смотрела в окно. Увидев, что мы проезжаем мимо областной прокуратуры,
крикнула:
— Останови!..
Пашка глянул в окно и сказал:
— Если ты туда намылилась, то там по ночам не работают.
— Ну и что, останови. Я не хочу находиться с тобой в
одной машине.
— С чего это вдруг? — удивился он.
— С того, что ты мерзавец. Предатель — вот ты кто.
— А ты дура.
— Конечно, раз поверила такому негодяю… «Я ее на дороге
подобрал, что хотел, уже получил», — передразнила я и вцепилась Пашке в
волосы, они были короткими, ухватилась я неловко и особого удовлетворения это
мне не принесло.
Плавно тормозя, он прижал машину к тротуару.
— А, так ты поэтому? — сказал весело. — Ну,
извини, данные конкретные слова произносить не стоило, теперь я вижу это
совершенно отчетливо. А ты все-таки дура, потому что поверила, что я всерьез
все это говорил и бросить тебя хотел на произвол судьбы. А я, между прочим,
пудрил врагам мозги и спасал наши задницы.
— Свою задницу ты спасал, — съязвила я.
— Конечно, она у меня одна, хоть и не такая шикарная,
как твоя. Я все сделал правильно, ты сама в этом убедилась и, вместо того чтобы
обзывать всякими неприятными словами и хватать меня за волосья, могла бы
выразить мне словесную благодарность за мужество в бою, а несловесную
благодарность я приму чуть погодя с еще большей радостью. Прикинь, какой тебе
мужик достался: пять секунд — и четверых завалил как нечего делать. Даже лучше,
чем в кино. Ну, давай скажи: Паша хороший.
— Придурок ты… Но дерешься, конечно, ловко. Когда за
шулерство по морде бьют, чему хочешь научишься.
— Сейчас врежу, — заявил Пашка, сверкнув глазами,
но не напугал меня.
— Врезал один такой… Все равно ты мерзавец, теперь мне
это совершенно ясно.
— Вот ведь дура, навязалась на мою голову. Я тебе
русским языком объясняю: я все нарочно говорил, чтобы выиграть время и спасти
тебя, радость моя, от цепких рук подлецов и убийц. Между прочим, мне по башке
стукнули, и ты могла бы проявить сочувствие.
Тут я сообразила, что мы с Пашкой дискутируем, находясь в
машине на какой-то темной и совершенно незнакомой улице, я зябко поежилась,
вспомнив недавнее нападение, и спросила несколько невпопад:
— А куда мы едем?
— Никуда. Мы на месте стоим.
— Но план у тебя есть? — забеспокоилась я.
— Возможно. Это зависит от того, продолжаем мы работать
в паре или ты в принципе не желаешь иметь со мной дело.
— Продолжаем, — проворчала я. — Хотя даже во
спасение говорить гадости было ни к чему, мог бы выразиться как-то иначе, а то
выходит, ты меня на дороге подобрал, точно я какая-нибудь шлюха…
— А где я тебя подобрал на самом деле? — наморщил
лоб Пашка.
— Это я тебя подобрала и очень об этом сожалею.
— Ладно. Я уже извинился, больше не буду. Обещаю
выбирать слова и выражения. Идет?
— Идет.
— Вот и отлично. Какая у нас сейчас главная
задача? — спросил Пашка.
Я задумалась.
— Найти мента?
— Что мент? Мент и до утра подождет, никуда не денется.
Главная задача — восстановить пошатнувшееся доверие, скрепить союз.
