— Я у них не единственный клиент, — нахмурился
Самохин. — И они могут иметь к вам собственные претензии, одно заявляю
определенно: я на вашу жизнь не покушался и никого об этом не просил. Могу
попробовать что-то узнать, переговорю с Володей… с Владимиром Дмитриевичем…
— Вряд ли Кочан станет откровенничать, — хмыкнул
Пашка.
— Я скажу, что лично заинтересован в вашей
безопасности. Думаю, это должно расхолодить его пыл. Если он пожелает остаться
в стороне, то, возможно, даст мне понять, кому ваша смерть выгодна.
В любом случае я усматривала для себя в таком разговоре
явную пользу и потому согласилась. После чего, поскучав немного и больше не
придумав ни одного вопроса, повернулась к двери.
— Я провожу вас, — предложил Самохин, — чтобы
не возникло неприятностей.
— Что ж, будем искать, — хмыкнул Пашка, шагнув
следом за мной.
Самохин набросил халат и отправился с нами.
— Через калитку вошли? — спросил он.
— Через забор. Но выйти хотелось бы через калитку.
В этот момент мы как раз проходили мимо сторожки, там горел
свет, слышались мужские голоса и смех. Самохин только покачал головой: да,
нападения в ту ночь никто не ждал, а дача напоминала крепость только круглой
башней.
Возле калитки мы простились, хозяин запер ее на засов, а мы
заспешили к «БМВ».
— Полная чепуха получается, — волновалась
я. — Если Самохин не убивал Альку, а что-то мне подсказывает, что он
говорит правду, да и по времени все сходится, так вот, если не он убил, то кто?
Эта дурацкая таинственная машина… «Опель» был у Сережи. Но зачем ему убивать
Альку?
— Это бы лучше спросить у него, — хмыкнул Пашка.
— У него — не получится. Выходит, он покинул брата в
четыре утра, как говорит соседка, в Нижний прибыл не раньше семи, забрал
алмазы, приехал на дачу, задушил Альку, а потом отправился высматривать на
дороге меня.
— Между прочим, не так глупо, как кажется, —
нахмурился Пашка. — С твоей подружкой они скандалили еще накануне, она не
хотела помочь, и он заскочил на дачу продолжить скандал, потом вылетел на
трассу, чтоб при случае заявить, что в момент убийства тихо-мирно ехал из
Нижнего. И вдруг такой подарок: ты на дороге, да еще на подружкиной машине. Это
ж шикарное алиби! Но все испортил подлец-брат, и хитрости накрылись медным
тазом. Кстати, по времени все вполне увязывается.
— Ты считаешь, Альку убил Сережа? — с сомнением
спросила я.
Пашка подумал и заявил:
— Я считаю, мент убил девку за компанию с братом. Вот
послушай. Серега проболтался об алмазах, а мент к этому моменту вполне созрел
для того, чтобы из бедного героя стать богатым подлецом и очень заинтересовался
алмазами. Подбил дружков и совместно решили перехватить братца по дороге. Но
тут вспомнили про девку, Серега вполне мог растрезвонить ей о своих делах. И
про то, что братец его герой только по фасаду, ну и… другой связи я между двумя
этими убийствами не вижу. Подруга погибла потому, что должен был погибнуть ее любовник.
Слушай дальше, мент братца укокошил, алмазы забрал, но делиться ни с кем не
захотел. Наплел дружкам сказку, что ты можешь их узнать и за тобой надо
следить, дружки исправно утопали, а он, выждав удобный момент, пришил обоих,
чтоб, как говорится, концы в воду. Однако ты его все-таки беспокоила, и он
решил наведаться к тебе и все разнюхать на месте. Ты раскрыла ему объятия…
— Я не раскрывала, — разозлилась я. — И
вообще… не верю я, что Миша, то есть мент, убил четверых людей.
— А брата? Или ты это придумала?
— Брата точно он…
— Ну, где один, там и четверо. Вошел во вкус. Так
всегда бывает, начнешь ставить по маленькой, а там… Мент нам сейчас очень
нужен, потому что, как ни крути, а алмазы у него.
— Нет у него алмазов, — нахмурилась я. — Были
бы, сидел бы тихо и не высовывался. А он расследование затеял, Алькой
интересовался, машину искал. Отсюда вывод один: Сережа успел спрятать алмазы в
«Ауди», все говорит об этом, поэтому Алькин гараж обыскивали и «Ауди» со
стоянки угнали. А когда я сказала, что машина нашлась, мент здорово
забеспокоился, может, надежды питал, что алмазы еще в ней.
— Ладно, — отмахнулся Пашка. — У тебя свое
мнение, у меня свое. Второго кандидата в убийцы все равно нет, так что давай
займемся твоим ментом. Ко всему прочему, у меня на него большой зуб.
— Это за то, что он тебя шулером обозвал? —
усмехнулась я.
— Нет, совершенно по другой причине, но так хочется ему
шею свернуть, что просто слов нет.
Я задумалась, с чего бы это Пашке так сердиться на Михаила,
и ехали мы молча.
Я так увлеклась размышлениями, что задремала, а очнулась от
Пашкиного мата, он на чем свет ругал кого-то и петлял по дороге, точно заяц. Я
вытаращила глаза и попыталась сообразить, что происходит. Мы точно находились в
городе, но в какой его части, установить не удалось, дома вокруг были
незнакомые.
Улица выглядела пустынной, к несчастью, не совсем. Две
шустрые «восьмерки» нагло зажимали нас, причем как-то угадывалось, что ни свои
машины, ни тем более Пашкину они не жалеют и очень хотят, чтобы мы остановились.
— Чтоб вас черти слопали! — от души пожелал им
Пашка, потом, повернувшись ко мне, сказал серьезно: — Веди себя тихо.
Я покивала, совершенно не понимая, что происходит.
Мы остановились, Пашка открыл дверь и заорал матерно:
— Вы чего, оборзели, мужики, у меня тачке полгода, вам
проспекта не хватает?
Из «восьмерок» высыпали грозного вида мальчики, в общей
сложности четверо. Один из них, не говоря ни слова, огрел Пашку по голове,
совершенно не предполагая, что у него это самая крепкая и малонеобходимая часть
организма. Пашка тряхнул головой, на манер собаки, точно отгонял шмеля, и,
ловко вывернувшись, ухватил парня за шею, тот крякнул, дернулся, но вырваться
не сумел, Пашка, прикрываясь им, точно щитом, прижался к машине и спросил с
удивлением:
— Что за дела, а? Давайте по-хорошему, не то я вашему
дружку шею сломаю.
Тут до меня дошло, что происходит: Пашка прикрывается
заложником, а я сижу в машине совершенно беззащитная, дверь, конечно, заперта,
но много ли от этого толку? Окно можно разбить, наконец выстрелить. От этой
мысли мне стало худо, и я почти в бессознательном состоянии сползла на пол. Но
быстро приподнялась обратно, потому что там, на улице, происходили прямо-таки
неслыханные вещи.
Для начала парень, которого держал Пашка, отчаянно взвыл, а
стриженый верзила выхватил пистолет и заорал:
